60 лет раввин искал Федора из России

Во вторник в Тель-Авиве главный раввин России Берл Лазар передал раввину Израиля Исраэлю Лау видеозапись рассказа ростовчанина Федора Михайличенко. Этот человек спас в концлагере маленького еврейского мальчика. Мальчика звали Юрчиком, и он был родом из Польши. Годы спустя этот мальчик стал Исраэлем Лау. Они расстались в мае 1945 года. Их встреча могла состояться, если бы на след Федора удалось выйти на 16 лет раньше.

Федор Михайличенко, бывший узник Бухенвальда, умер в 1993 году. В Ростове-на-Дону живут его дочери - Елена и Юлия.

- Пару месяцев назад мне позвонили из Израиля, сказали, что ищут Федора из Ростова, который содержался в Бухенвальде в детском блоке. Из Ростова в этом концлагере Федор был только один. Это мой папа, - говорит Юлия Селютина. - Папа делал какие-то записи о своем прошлом, но мемуары не издал. Он много выступал с рассказами о Бухенвальде, еще девочкой я помогала ему на этих встречах. Но лучше послушать его самого.

Юлия Федоровна достает кассету.

- В 1992-м году папа был в Бухенвальде и, стоя на месте своего барака, по просьбе одного немецкого журналиста рассказал обо всем, что пережил. Я только дважды смотрела эту запись - не могу, душат слезы...

На пленке статный мужчина (Федору Михайличенко в 92-м было всего 65 лет) рассказывает, как его, 14-летнего комсомольца и курсанта мореходки, в 1942 году арестовали оккупировавшие Ростов немцы ("Папу выдала соседка", - добавляет Юлия Федоровна). Потом отправили в Германию. Там Федор работал на военном заводе, тайно передавал листовки, которые союзники сбрасывали с самолетов, в находившийся неподалеку лагерь для военнопленных. За это его схватили, а потом отправили в Бухенвальд.

"У ворот лагеря дежурный офицер сказал нам: "Поздравляю с прибытием в Бухенвальд. Вы - рабы фюрера". Потом он показал на дымившую трубу крематория и добавил: "Это единственный выход из лагеря", - голос Федора Михайличенко спокоен, можно только догадываться, как тяжело ему заново переживать свое страшное прошлое, стоять на том самом месте, где за колючей проволокой находились бараки. И его 8-й детский блок.

- В нашем блоке жили 300 детей. Все дети были зачислены в рабочие команды, в каменоломни нас не пускали, зато отправляли на оптический завод, ребята должны были убирать и в лагере. В одной части нашего барака стояли нары для детей, которым было по 10-12 лет, в другой - для ребят 15-17 лет.

Усыновить Юрчика не дала американская администрация

На пленке немецкий журналист спрашивает, правда ли, что дети в лагере часто демонстративно квакали возле барака, где жили французские узники.

- Такого не было, - возражает Федор Михайличенко. - Мы жили одной семьей и поэтому смогли выжить. Осенью 44-го к нам привезли польского еврея Юрчика. Ему было года четыре. Несмотря на это, Юрчик имел номер и считался политическим заключенным. Он был самым маленьким узником. Мальчика определили в рабочую команду по уборке бараков. Чтобы Юрчика не заставляли работать, мы встанем пораньше с утра, наведем в блоке порядок, а Юрчик проснется и играет. Юрчик со мной дружил.

Как рассказал "Известиям" главный раввин Ростова Хаим Фридман, маленького Исраэля Лау в концлагере некоторые узники называли "Люликом", другие "Юрчиком".

- Раввин Лау не сомневается в том, что его спас именно Федор Михайличенко, он опознал его по юношеским фотографиям, - утверждает раввин Фридман.

Федор Михайличенко после войны будет мечтать о встрече с Юрчиком, но она так и не состоится. Хотя все могло сложиться иначе: после освобождения Бухенвальда Федор решил усыновить Юрчика.

- Я хотел забрать мальчика с собой, в Россию. Не дала американская администрация. Мне сказали: "Ты - русский, вот и езжай в Россию, а он вернется в Польшу".

Елка с красной звездой

Взрослые не только подкармливали детей и спасали их.

- В нашем блоке действовала подпольная школа. Занятия проходили днем, когда обедали дежурные офицеры. Занимались те дети, кто оставался на "больничном", обычно два-три человека. Старшие проводили для нас уроки математики, истории и русского языка. Была даже маленькая фанерная доска, на которой "учитель" писал мелом. У нас были тетради, сделанные из разрезанных бумажных мишеней. Если бы не эта школа, то я забыл бы русский язык: в лагере отовсюду звучал только немецкий, я выводил буквы по-русски и сомневался - в какую сторону они пишутся. В лагерной библиотеке была на русском языке только - Библия. Я прочел ее трижды.

Вместо отца детям был дядя Яша Гофман, артист цирка из Ростова. Он был старшим по блоку.

- Дядя Яша всем очень помогал и переживал за каждого из нас. Он был очень веселым человеком, играл на всем, что попадется под руку, - швабре, расческе, пиле. До войны дядя Яша работал в цирке музыкальным эксцентриком. В лагере нас постоянно били. Назначат фашисты за какую-то провинность 25 ударов, придешь в барак - ни сесть, ни лечь. А дядя Яша подойдет, по голове погладит, расскажет какую-нибудь смешную историю, и сразу станет легче.

В это трудно поверить, но накануне нового, 1945 года в 8-м детском бараке Бухенвальда взрослые узники смогли устроить для самых маленьких настоящую новогоднюю елку.

- Я работал в электроцехе, и старшие товарищи попросили меня достать лампочек для гирлянды, - вспоминал Федор Федорович. - Военнопленные сделали звезду из проволоки, обшили ее красным материалом, внутрь вставили лампочку. Откуда-то принесли елку, украсили ее. Когда разбудили малышей, и они увидели настоящую елку, то все от удивления открыли рты. Мы смотрели на елку до самого утра.

Утром в барак зашел дежурный офицер.

- Мы очень перепугались, вскочили и выстроились по стойке смирно. Офицер, увидев новогоднюю елку с красной звездой, оторопел. Потом покачал головой и вышел. Мы бросились разбирать елку. К счастью, офицер ни о чем "наверх" не доложил. Видно, сердце было у человека.

"Память об отце хранят те, кому он когда-то помог"

Федор Михайличенко вспоминает, как пришлось перенести операцию на руке в лагерном госпитале.

- Я знал, что эсэсовские врачи там убивают людей. Но что делать? Я боялся, что потеряю палец, но все прошло хорошо.

А через 30 лет после войны в Ростов приедет большая группа антифашистов из Западной Германии. Федора пригласят на эту встречу и представят как узника Бухенвальда. Немцы сначала не поверят - слишком молод. После один из них, Адам Эрбах, подойдет к Федору и спросит: "В госпитале лежал?" И попросит показать правую руку. А потом кивнет: "Моя работа. Это я тебя оперировал".

Из Бухенвальда домой вернется дядя Яша Гофман и другие узники-ростовчане. После возвращения на родину Федору Михайличенко удалось избавиться от лагерного номера на руке (остался только шрам). Бухенвальд не сделал его жертвой: Федор смог заново начать жизнь свободного человека и прожить ее достойно. Подпольная школа в Бухенвальде помогла Федору не только не забыть родной язык, но и после освобождения поступить сначала в физкультурный техникум (Федор Федорович некоторое время тренировал женскую сборную по гребле), а потом на геолого-географический факультет Ростовского госуниверситета. Федор Михайличенко стал ведущим научным сотрудником ВНИГРИУГОЛЬ, защитил диссертацию.

Слушая его неунывающий голос на пленке, кажется, что он все же поберег нас, рассказав только о том, что помогло юным узникам концлагеря остаться людьми.

- Папа считал день освобождения Бухенвальда (11 апреля) своим вторым днем рождения, поздравления в этот день шли к нему со всей страны, - вспоминает Юлия Селютина.

Родные Федора так и не дождались компенсаций от Германии: немецкий Фонд взаимопонимания и примирения, созданный для организации выплат бывшим узникам и советским гражданам, угнанным для работы в Германию, отказал дочерям Федора Федоровича, объяснив, что выплаты не положены наследникам тех, кто умер до 1 ноября 1993 года.

- Мы долго переписывались с фондом, но потом махнули рукой, - говорит Юлия Селютина. - До сих пор память об отце хранят те, кому он когда-то помог, и это - самое главное.

"Пока одни переписывают историю..."

Во время церемонии в тель-авивском раввинате главный раввин России Берл Лазар сказал о Федоре Михайличенко:

- Это пример бескорыстного подвига. И сегодня особенно важно рассказывать о подвигах советских солдат, потому что на Западе их замалчивают. И важно, чтобы люди знали: пока одни переписывают историю, другие всю жизнь ищут тех, кто спасал от фашистов. Еврейский народ помнит и благодарен советским солдатам.

В Федерации еврейских общин России надеются, что имя Михайличенко будет внесено в почетный список "Праведников народов мира" - людей, спасавших евреев в годы Второй мировой войны. И на алее музея "Яд ва-Шем" появится еще одно дерево... Но все равно этот список будет неполным.

Несколько лет назад в Калуге старушки рассказывали мне, как, будучи девчонками, носили еду в устроенное гитлеровцами гетто. Из 154 его узников погибли лишь 11. Из них 6 - от болезней и старости. Одна из собеседниц вспоминала, как ее отец вытащил через подкоп заведующую аптекой Рахиль Абрамовну. Другая - как ее бабушка взяла во время оккупации в семью двух еврейских девочек. За это полагался расстрел. А фамилию бабушки мне так и не назвали. Я просил, рассказывал о почетном звании. "Так не ради же наград делали это", - отвечали они.

Кто такой Исраэль Меир Лау

Исраэль Меир Лау родился в 1937 г. в семье потомственных раввинов в Польше. Родители погибли в лагере смерти. Лау вместе со старшим братом был отправлен в Бухенвальд. Его приняли за поляка и перевели из еврейской части лагеря в отделение, где находились русские военнопленные. В 1993-2003 гг. Лау был главным ашкеназским раввином Израиля. Он способствовал улучшению отношений между иудаизмом и христианством; встречался с папой Иоанном Павлом II. В 2005 г. Лау была присуждена Госпремия Израиля за государственную и общественную деятельность. 

Из книги раввина Меира Лау "Не поднимайте руку на мальчика"

"На третий день пребывания в лагере меня перевели в блок N 8, где условия содержания оказались относительно хорошими. Мой брат предупредил меня, чтобы я никому не говорил, что я - еврей. Один из советских заключенных по имени Федор украл несколько картофелин, чтобы сварить мне суп, а также связал шапочку, чтобы не мерзли уши". "В повседневной лагерной жизни русский Федор относился ко мне как отец к сыну. Благодаря его заботе и чувству ответственности я чувствовал себя в безопасности".