В жизни Беназир Бхутто была даже красивее, чем на фотографиях
Накануне Нового года мировые телеканалы обошли трагические кадры: изрешеченный джип Беназир Бхутто, ее кровь на заднем сиденье и черные женские туфли на коврике авто. Беспощадная вещь - детали. Иногда только они заставляют окончательно поверить: этой красивой и сильной женщины уже нет.
А мне эти сиротливые в своей бесповоротной ненужности туфли напомнили октябрь 1990-го. День, проведенный с Бхутто в поездке по пакистанской провинции Синд.
В фамильном особняке на Клифтон, 70, где продолжала висеть латунная дощечка с именем ее казненного отца - "Зульфикар Али Бхутто, юрист", я Беназир не застал. Накануне она уехала в город Ларкана и по телефону сказала: "Если хотите, приезжайте сюда. Но буду очень занята". После паузы учтиво добавила: "Что-то придумаем. Я прежде никогда не давала интервью русским журналистам".
Что она могла придумать, ежедневно с шести утра до глубокой ночи мотающаяся по пыльным дорогам Синда? Только дружелюбно предложить место рядом с собой в машине. Тогда я и увидел, как, подъезжая к очередной деревушке, Беназир нажимала кнопку, люк автомобиля откидывался, она сбрасывала туфли и босиком вставала на сиденье рядом со мной. Пока Бхутто, держа в руках два микрофона, минут тридцать выступала перед тысячной толпой, я, не понимающий язык синдхи, рассматривал разгоряченные лица ее восторженных сторонников. А потом волей-неволей упирался взглядом в смуглые щиколотки Беназир, украшенные золотыми браслетами, ее аккуратно покрытые ярким лаком ногти на ногах и пару туфель, небрежно кинутых на резиновый коврик. Невозможно было представить, что когда-нибудь они не дождутся хозяйки. Хотя мысль об уязвимости витальной Беназир не покидала меня в те моменты, когда в плотном кольце незнакомых людей она темпераментно ораторствовала.
Первое впечатление: Бхутто гораздо красивей, чем на газетных фотографиях и телеэкране. Второе: Беназир бесстрашна. Отчетливо помню, как в маленьком городке Шахдадкот в лобовое стекло остановившегося автомобиля внезапно уперлось ружейное дуло. В то время как быстро отреагировавшие секьюрити отшвыривали человека с винтовкой, Бхутто сохраняла почти презрительную невозмутимость. Ни возгласа, ни инстинктивной попытки отпрянуть. То же самообладание, когда ей доложили, что оружие не настоящее. Муляж. Ее просто хотели напугать. У меня создалось впечатление, что Беназир словно бравировала хладнокровием. Катила по объятой терроризмом стране в автомобиле без пуленепробиваемых стекол, одновременно собранная и невнимательная к советам телохранителей.
Выносливость - еще одно, что изумляло в Беназир. Вопреки рафинированности, аристократическому воспитанию, западным привычкам, обретенным в элитарных Гарварде и Оксфорде, она была неутомима, как простой солдат. И непривередлива, как и положено "своей", "местной". Часов с девяти установился изнуряющий зной. Ветер нес раскаленный песок, он скрипел на зубах, забивался в поры. Запасенные бутылки с водой не утоляли жажду. Однако Бхутто не выглядела измученной. Оставалось поражаться ее самодисциплине, способности молниеносно переключаться: только что сосредоточенно отвечала на мои вопросы, и вот уже, перед подъездом к следующему намеченному для митинга пункту, извинившись, прерывала интервью и углублялась в заготовки предстоящей речи. Пассионарное выступление, и рядом сидит опять другая - ровная, сдержанная Бхутто, готовая продолжить беседу.
О чем мы говорили? О незатягивающейся ране - казни отца. Беназир вспоминала, как, приняв перед сном по совету матери таблетку валиума, она в два часа ночи 4 апреля 1979 года с криком вскочила на кровати - ровно в тот миг, когда убили отца. По словам Бхутто, после пережитого ужаса можно было либо сломаться, либо найти спасение в мести. Тогда я впервые услышал от нее поразительную фразу: "Моей местью генералу Зия-уль-Хаку должно стать восстановление демократии в стране". Сегодня эта парадоксальная материнская мысль звучит в устах сына Беназир - девятнадцатилетнего Билавала, ставшего лидером Пакистанской народной партии.
Конечно, речь не могла не зайти о том, что женщина во главе мусульманского государства у многих вызывает неприятие, отторжение, злобу; западное образование воспринимается как нечто дерзкое, глубоко антиисламское. Я понял: Бхутто давно внутренне не спотыкается об эти фундаменталистские штучки. Пожала плечами: "Меня, наоборот, вдохновляет, что Пакистан задал темп, что мой пример показывает: мусульманские мужчина и женщина могут жить с одинаковым достоинством. А насчет образования... Сам пророк наставлял мусульман ездить в немусульманский Китай, дабы получить образование. Просвещение, изучение других культур вполне соответствуют законам Корана". Очень сожалела, что, меж тем как существует мировое фундаменталистское движение, прогрессивной мысли внутри ислама пока не удалось организоваться в планетарном масштабе.
Удивительно, но, несмотря на годы заключения, тотальную слежку ("У нас с мужем не было уединения. Нас прослушивали даже в спальне"), шквал обвинений в коррупции, травлю, закончившуюся вынужденной отставкой, арестом мужа, Бхутто меньше всего походила на смертельно раненную тигрицу, как ее называли в прессе. Тигрица? Возможно. Но не сдавшаяся, а всегда готовая, зализав раны, к новому броску.
Если демократические перемены есть месть диктатуре, то Бхутто в те дни могла считать: сатисфакция отчасти удалась. Она гордилась: в годы ее правления в стране не было политических заключенных, СМИ стали настолько свободными, что не давали ей шагу ступить без своих хлестких комментариев...
Сегодня иностранцы задаются горьким вопросом: зачем Бхутто из комфортного далека вернулась в нестабильный Пакистан, полный люто ненавидящих ее врагов? Неправильный вопрос, когда речь идет о человеке калибра Беназир. Еще в 1990 году она сказала мне: "Некоторые близкие считают, что не стоит больше вступать в эту жестокую игру. Я придерживаюсь другого мнения: жизнь состоит из вызовов".
И все-таки она и впрямь оказалась уязвимой. Блистательная Беназир. Железная леди Востока, сделанная из высококачественного, но тем не менее - человеческого материала. "По складу характера я нуждаюсь во времени для раздумий. Однако у меня вечный цейтнот и совсем нет privacy. Когда выдается незанятый час, сразу ложусь спать". Это заблуждение, что Беназир Бхутто была неутомима, как бывалый солдат. Что, рано научившись держать удар, стала безрассудно относиться к опасности. Просто женщине-лидеру, особенно в Пакистане, во многом приходится жить по грубым правилам мужского государства.
И по тем же правилам - умирать.
