По горячим следам Наполеона
Осень в Москве овеяна воспоминаниями 1812 года. Французы вошли в город 14 сентября, а выходили с 19 по 23 октября по новому стилю. Центр воспоминаний традиционно выносится в музей Бородинской панорамы. Между тем победа куплена не только кровью солдат, но и жертвой Москвы - пожаром и 40-дневной оккупацией. Как же столица вспоминает свою жертву и свое освобождение? К сожалению, никак.
Большинство москвичей имеют туманное представление о памятниках той осени. Не о монументах, созданных позже, а о материальных свидетелях событий. Некоторые вообще убеждены, что город в 1812 году сгорел дотла и выстроен заново. Однако в Москве тысячи допожарных домов: "сгорел" в то время значило прежде всего "выгорел", стал непригоден для жизни.
Музеем "Москва в 1812 году" мог бы стать Петровский дворец, в котором Бонапарт пережидал пожар и о котором оставил вдохновенные строки Пушкин. Однако этот шедевр уже десяток лет приспосабливают под гостиницу гостей правительства Москвы. Правда, обещают совместить гостиницу с какой-то экспозицией в первом этаже.
Музеем мог бы стать другой шедевр архитектуры - дом тогдашнего губернатора графа Ростопчина (Большая Лубянка, 14), где были сделаны распоряжения о поджоге города и во дворе которого разворачивается эпизод "Войны и мира". Более того, принадлежавший за двести лет до Ростопчина князю Пожарскому дом на Лубянке мог бы стать уникальным мемориалом двух освободительных кампаний. Но увы, не первый раз накануне 4 ноября - государственного праздника в память окончания Смуты - "Известия" напоминают о печальной судьбе дома Пожарского - Ростопчина (см. "Известия" от 03.11.2005). Приватизация, банкротство собственника, троекратная перепродажа - и почти десятилетнее запустение.
Столь же тревожной остается судьба дома Всеволожских (улица Тимура Фрунзе, 11, территория фабрики "Красная Роза"), где располагалась типография оккупантов и жил генерал Компан (см. "Известия" от 03.07.2004). Пустует не просто допожарный, а деревянный допожарный дом, возможно, самый древний из сохранившихся в Москве.
Своеобразный памятник пожара - дом Гончаровых на Яузской улице, 1-3 - почти двести лет простоял без сгоревшего второго этажа, а сейчас воссоздается по старым чертежам. О спорности этого решения наша газета писала 22 мая сего года. А 23 июля 2004 года "Известия" заступились за усадьбу Позднякова, где французы разместили императорский театр, посещавшийся Наполеоном (Большая Никитская, 26/2). Флигели усадьбы то включались Москомнаследием в список вновь выявленных памятников, то исключались из него, оставаясь под угрозой сноса. Недавно они повторно включены в список, и значит, предыдущее исключение было сделано под давлением.
Таковы проблемные точки на карте московского 1812 года. Есть и благополучные, нуждающиеся, однако, в популяризации. Царский Слободской дворец, в котором Александр I выступал перед дворянством и купечеством в начале войны (2-я Бауманская, 3 - МВТУ). Кутафья башня Кремля, в которой неизвестные москвичи устроили баррикаду, уничтоженную артиллерией Мюрата. Вдовий дом, где сгорели до 700 раненых, участников Бородина (Баррикадная улица, 2). Дом графа Мусина-Пушкина, в котором сгорел или был похищен автограф "Слова о полку Игореве" (Спартаковская улица, 2): говорят, слуги, оставшиеся в доме, открыли французам секретную кладовую, чтобы похвалиться графским оружием. Дом Герцена, отец которого согласился доставить в Петербург письмо от Бонапарта к Александру, чтобы вывезти семью из горящего города (Тверской бульвар, 25 - Литературный институт). Дом графини Разумовской, занятый наполеоновским губернатором города маршалом Мортье (Маросейка, 2). Дом Баташевых, занятый маршалом Мюратом, с лоджией на садовом фасаде, откуда открывалось зрелище горящего города (Яузская улица, 9-11). Дом московской модистки Мари-Роз Обер-Шальме по прозванию Обер-Шельма, советницы и, может быть, шпионки Бонапарта (Глинищевский переулок, 6). Дом Английского клуба, где интендантский офицер Анри Бейль, впоследствии известный как Стендаль, "маленько пограбил" с офицерами винный погреб (Страстной бульвар, 15). Кстати, Стендаль искал в пожаре Москвы свою возлюбленную Мелани Гильбер, вышедшую замуж за русского по фамилии Барков.
Стоит прибавить сюда и адреса "Войны и мира" - книги, вводящей образ Москвы в мировую культуру. Например, "дом Ростовых" на Поварской, 52 или "дом Болконского" (в действительности князя Волконского, деда Льва Толстого) на Воздвиженке, 9. Все перечисленное объединяется в одну-две автобусные городские экскурсии. Но пока память 1812 года остается делом энтузиастов: экскурсоводов, музейщиков и военно-исторических клубов.
