Людики и ливвики

"Известия" продолжают серию публикаций о том, какое положение занимают титульные этносы в национальных республиках России. В номерах за 20 марта и 18 мая 2007 года мы подняли проблему дискриминации русских в Адыгее и Якутии. Теперь мы решили посмотреть на эту тему под другим углом. Наш очередной репортаж - из региона, который официально называется Республика Карелия, но многими воспринимается как Русский Север. Представители титульной национальности составляют здесь всего 9% населения и фактически находятся в положении вымирающего народа. О том, кто такие карелы и что с ними будет, - наш очередной репортаж.

"У нас тоже есть свои шовинисты"

Карелы — люди спокойные, как падающий снег. На конференции "Развитие карельского языка", которая состоялась на днях в Петрозаводске, никто даже не повысил голос. Ощущение такое, что люди не рассуждают о гибели своего народа, а наблюдают, как горит завод по производству валерьянки. Покинув здание Национального театра, где проходила конференция, я долго не мог отделаться от ощущения, что окружающие русские — это такие горячие кавказские парни. Жесты порывистые, речи нервные, глаза горят — того гляди за ножи схватятся.

Впрочем, один конфликт на карельской конференции все же случился. Можно даже сказать — межнациональный.

Представитель карелов-людиков публично назвал карелов-ливвиков шовинистами и обвинил их в том, что они узурпировали национальное движение, не давая возможности влиять на него карелам-людикам.

В ответ представитель карелов-ливвиков заявил, что в начале 90-х, когда формировалось карельское общественное движение, карелы-людики не проявили к нему интереса и сами оказались в стороне, а теперь ругаются. Карелов в Карелии 65 тысяч человек (еще 10 лет назад их было на 15 тысяч больше). Из них ливвиков — 40 тысяч, людиков — 5 тысяч (эти странные слова переводу не поддаются). Еще есть 20 тысяч беломорских карелов, которые проживают на севере республики, — их язык ближе к финскому.

— В принципе мы все ощущаем себя частью одного этноса, — успокоил меня президент Союза карельского народа и руководитель кафедры карельского и вепсских языков ПГУ Петр Зайков. — Но у каждой из этих трех языковых групп есть уверенность, что именно они — самые настоящие карелы, а остальные — продукт ассимиляции с соседними народами — русскими, финнами, вепсами. Вот так и живем.

"Мы очень упрямые и стеснительные"

— Я сейчас буду говорить по-карельски, — замглавы Министерства по вопросам национальной политики Елена Богданова как будто оправдывается, отвечая на звонок из какой-то национальной деревни. — Потому что если я буду говорить с этой женщиной по-русски, она подумает, что я зазналась.

Елена Богданова всего 2 месяца в должности. До этого преподавала национальный язык в Петрозаводском госуниверситете. Это назначение — событие для карельских пассионариев, поскольку до сих пор в правительстве республики был всего один замминистра титульной национальности, да и тот на родном языке не говорит.

— Наш язык долгое время был под негласным запретом, — говорит Богданова. — В школах он не приветствовался, а в повседневной жизни люди просто стеснялись на нем разговаривать. В последние годы карельская речь снова вернулась в школы, но пока 74% детей карелов знают на родном языке лишь отдельные слова.

— Существует ли сегодня угроза полного исчезновения титульного народа республики?

— Существует, и серьезная, — считает Богданова. — Слишком много времени упущено. В условиях культурной глобализации такому маленькому народу нужны невероятные усилия, чтобы сохранить свою идентичность.

На территории республики есть всего 3 района, где карелы ведут более-менее заметное существование, — Пряжинский, Калевальский и Олонецкий. Из них только в последнем они составляют этническое большинство — 63%. Елена Богданова — сама карелка и родом из этих мест. По ее мнению, только поездка в Олонецкий район способна внушить мне оптимизм. На остальных территориях карелы представляют собой такое зрелище, что, будь я сам карелом, по возвращении немедленно бы удавился.

— У меня сейчас нет под рукой телефонов людей, которые помогут вам сориентироваться на местности, — разводит руками замминистра, — но я обязательно сброшу их вам эсэмэской. Дело в том, что карелы — народ очень молчаливый, замкнутый, упрямый и стеснительный. Если вы приедете в карельскую деревню сами по себе, то с вами никто разговаривать не будет.

Дочь карельского народа Елена Богданова и сама оказалась человеком феноменальной застенчивости. Контакты олонецких карелов она прислала мне лишь через 3 дня, а беломорских — не прислала вовсе.

"Сильные бабки у нас давно перевелись"

За исключением села Михайловского, где проживают карелы-людики, на территории всего Олонецкого района преобладают карелы-ливвики. Они отличаются от людиков тем, что последние обосновались на территории Карельского перешейка раньше, поэтому в большей степени ассимилировались с русскими и когда-то многочисленными вепсами.

— Но характер у них один, — улыбается хитрый украинец Олег Занасий, начальник районного ОВД. — Легче разгрузить вагон, чем допросить одного карела. Молчат как партизаны. Слава богу, допрашивать приходится не часто. В национальных деревнях уровень преступности заметно ниже, чем на других территориях.

В самом Олонце большинство этнических карелов осознают свою национальность с трудом. На вопрос, что означает карельское название этого города (Anus), я добился ответа с двадцатой попытки, и то — от главы Олонецкого района Виктора Ефремова. Он заверил меня, что это слово означает "большая равнина". И подарил на память "Олонецкий сборник", из которого я узнал, что название города переводится вовсе не "равнина", а "скирды".

— Пока я жил в семье, я русского не знал вообще, — признается Ефремов. — Но потом пошел в школу, и родной язык постепенно стал забываться. Карельскую речь я понимаю, но говорю с трудом. А дети мои и вовсе знают лишь отдельные слова. И это, к сожалению, типичное явление среди карелов даже здесь — в самом карельском районе.

Подполковник милиции Михаил Ольхин — карел с понятиями. Он свободно говорит на родном ливвиковском наречии и живет в национальном поселке Большая Сельга. Чем ближе к родовому гнезду Ольхина, тем больше встречается настоящих карельских домов. От среднерусских они отличаются примерно так же, как лошадь-тяжеловоз от ослика: широкий фасад с пятью, а то и с шестью окнами, высокая кровля, которая накрывает не только жилое помещение, но и весь "хозблок".

Такой тип постройки продиктован северным климатом: чтобы хозяевам не бегать по морозу от абмара к амбару, скот помещали под одной крышей с людьми. Сегодня у большинства карелов держать скотину не получается, а крыть огромную крышу слишком дорого, поэтому многие заднюю часть дома просто отпиливают и сносят.

— Сельга значит возвышенность, — говорит подполковник. — Все почему-то думают, что карелы любили селиться по берегам озер, но это неправда. Озер в этих краях много, а земли мало. Поэтому богатой считалась та деревня, которая имела возможность заниматься земледелием.

Сегодня Большую Сельгу богатой не назовешь. Типичное для России вымирающее село — не понимаю, о каком таком оптимизме говорила замминистра Елена Богданова. Местных жителей — несколько десятков человек, и все старики. Если на улице попадаются дети — значит, приехали дачники. Но в Большой Сельге хотя бы говорят по-карельски, думают по-карельски и если не соблюдают древние обычаи, то хотя бы их помнят.

— У нас на похоронах до сих пор редко пьют водку, — говорит 87-летняя Мария Гагарина. — По карельским традициям поминальный напиток — это чай. Первые 3 дня после смерти каждый житель села должен был прийти к родственникам и попить чаю. Считалось, что таким образом ты как бы в последний раз общаешься с покойником. Вспоминаешь все, что имел с ним хорошего, и просишь прощения за все обиды.

— А сильные бабки у вас еще остались? — спрашиваю у сестры Гагариной — Варвары Ивановны. Сильными бабками в этих местах уважительно именуют ударниц магического фронта.

— Тедойненат? — Варвара Ивановна вдруг переходит на карельский. — Нет, тедойненат у нас уже нету. Последняя умерла лет 10 назад. Евдокия Кренкейо звали. А раньше таких женщин много было. Их все уважали и боялись, потому что они не только пользу приносили, но умели и навредить. Если, например, на свадьбу не позовешь или за столом не уважишь — такая старушка могла запросто заставить невесту кукушкой кричать.

"Kaiki hyvja Venjan mual!"

Человека, который громче всех болеет за карельский народ, зовут Анатолий Григорьев. Лидер общественной организации "Карельский конгресс", как Толстой в Ясной Поляне, живет на даче в деревне Ламбисельга — но не ради близости к народу, а в связи с нехваткой денежных средств для жизни в городе.

Анатолий Семенович очень переживает из-за того, что сегодня в правительстве республики нет ни одного карела.

— В советское время у нас был другой перекос, — признается Григорьев. — Нацкадры искусственно продвигались на высшие должности. Главу республики назначали только из наших. Половину высших должностей тоже должны были занимать карелы.

Но то, что происходит сегодня, тоже не лезет ни в какие ворота. Среди министров — ни одного карела, представитель в Совете федерации — из Питера, в местной экономике всего одна заметная фигура из коренных жителей — хозяин совхоза "Светлозерский", да и тот вепс. Даже депутатов-карелов в республиканском парламенте всего четверо. Ну куда это годится?

— Вам, наверное, возражают: "Кто ж виноват, что карелы такие неактивные?"

— Нельзя сказать, что карелы неактивные. Просто они очень стеснительные. Локтями работать не умеют — не то что русские. Для такого народа, как карелы, просто жизненно необходимы национальные квоты во власти.

Спустя полчаса свою стеснительность жители деревни Ламбисельга продемонстрировали в полном объеме. Пока мы общались с Григорьевым, таксист успел проболтаться, что приехал журналист. Когда мы пошли по избам, то везде натыкались на приставленную к двери палочку — знак того, что никого нет дома. С каждой новой неудачей Анатолий Семенович все больше впадал в гнев и приговаривал: "Ну что за люди, что за люди!" Дойдя до крайнего дома, мы решили войти в него, несмотря на то что никого вроде нет. Оказалось, что все жители дома на месте, а палочка — это для маскировки. Григорьев потом долго извинялся и разводил руками: "Вот такой мы, карелы, стеснительный народ!"

— Вот у нас тут одно время чеченец жил, — говорит лидер "Карельского конгресса". — Я нашим всегда говорил: берите с него пример.

— И где он теперь?

— Открыл небольшую гостиницу на въезде в Петрозаводск. Свои помогли.

— А карелы своим помогают?

— Да какое там, — вздыхает пассионарий. — Наоборот, бывает, что из-за мелочи ссорятся не на жизнь, а на смерть. Из поколения в поколение вражду передают.

— Анатолий Семенович, говорят, вы предлагаете присоединить часть территории республики к Финляндии.

— Меня неправильно поняли, — заволновался Григорьев. — Я говорил, что если Россия ослабнет до такой степени, что находиться в ее составе станет невыносимо, тогда единственным возможным партнером для карелов станет соседняя Финляндия. Но это была бы страшная трагедия для карелов. После советско-финской войны в эту страну эмигрировало почти полмиллиона карелов. И что теперь с ними стало? Они ассимилировались. Те из них, кто еще осознает свое национальное происхождение, приезжают к нам сюда, как евреи в Израиль, — отдохнуть душой, припасть к корням, вспомнить язык. Я сейчас без всякой лести скажу вам, что не знаю другой такой страны, кроме нашей, которая уделяла бы столько внимания сохранению своих народов. Не верите? Хотите, крикну: "Слава России!"?

— Да ладно, чего уж там...

— Нет уж, позвольте, — Григорьев секунд на 20 задумался, а потом произнес какую-то длинную фразу. "Kaiki hyvja Venjan mual!" — начертал он в моем блокноте. Я потом показал эту запись одной учительнице из деревни Тукса. Она долго смеялась. Оказывается, "Слава России!" будет так: "Terve Venja!" А то, что написал лидер "Карельского конгресса", звучит как-то двусмысленно: "Всего тебе хорошего, русская земля!"

"Если ты русский — значит, красивый"

На пути из Ламбисельги в Петрозаводск мы вляпались в гаишника. Водитель заплатил штраф и всю оставшуюся дорогу чертыхался по поводу того, что на дорогах Карелии водители неохотно мигают фарами.

— Стесняются, наверно, — предположил я.

— Да просто колдобин много. Все внимание уходит на них, и уже не до встречных машин.

По дороге мы заскочили в райцентр Пряжа на День города. На центральной площади зажигала рок-группа "Мюллярит" ("Мельники"), известная далеко за пределами республики. "Мельники" пели по-карельски, но, как оказалось, ни одного карела в составе группы нет. У одной из песен припев был такой: "Русски нейгут — валге нейгут".

— Это что-то про русских? — спросил я после концерта у руководителя группы Александра Быкадорова.

— Нет, это про красивую девушку, — ответил Александр Быкадоров. — "Русски" на карельском языке означает "красный, красивый".

На следующий день на конференции в Национальном театре я спросил у Петра Зайкова, который возглавляет карельскую кафедру в ПГУ, откуда в его родном языке такое интересное слово.

— Просто совпадение, — улыбнулся профессор. — Но мне оно тоже нравится.

СПРАВКА "ИЗВЕСТИЙ"

Карелы — народ финно-угорского происхождения. На территории Приладожья и Карельского перешейка они обосновались в IX веке нашей эры. В начале 2-го тысячелетия они принимают православие и постепенно входят в состав новгородских земель. С тех пор никаких серьезных признаков борьбы за независимость карелы не проявляли. Даже создание в 20-х годах Карельской АССР произошло скорее по инициативе "красных финнов" во главе с Отто Куусиненом, выбитых из Финляндии армией Маннергейма. После бурных 40-х годов республика стала называться Карело-Финской и обрела статус союзной. На протяжении XX века в Карелии доминировали поочередно то финский, то русский языки. Все это время карельский язык можно было назвать лишь устной речью. Собственную письменность карелы обрели лишь в конце 80-х годов.