И вечный бой?

Этот разговор долго не складывался, хотя политологи еще в конце апреля изготовились поспорить на тему "Интеллигенция и власть в начале третьего тысячелетия: возможна ли смена традиционной модели отношений?". Но в день, на который было назначено заседание Поликлуба, пришло известие о смерти Бориса Ельцина, а потом вечную тему подвинули текущие политические события, прежде всего обострение отношений России с США и некоторыми европейскими странами. Тем временем колумнист "Известий" Александр Архангельский написал свой ответ на заданный членам Политклуба вопрос. После того как они с ним ознакомились, "интеллигентское" заседание уже не могло не состояться.

Александр Архангельский
колумнист "Известий"

Когда возможен диалог

Сколько действую на публицистическом поле, столько слышу: интеллигенция должна переучиться, преодолеть вековые комплексы, вступить в диалог с властью. В принципе, возразить нечего; должна. И повинна в том, что чистоплюйски отказывается диалогизировать, когда это бывает возможно. Например, в середине 90-х. Или в самом начале 2000-х. Остается один вопрос: а что должна сделать власть, чтобы такая возможность была? Готов сформулировать соответствующие предложения; считайте, это мой шаг в заданном направлении. Отвыкаю от критиканства, формулирую положительную программу.

Первое. Власть не имеет права использовать искреннее суждение любого убежденного человека — в сиюминутных интересах. Равно как запускать машину подавления, если эти убеждения вдруг с ее интересами разошлись. У интеллигенции есть комплекс отчуждения; у власти, особенно нынешней, есть комплекс вовлечения: ты нам свой, мы тебе денег дадим и работы; ты нам чужой, мы тебя задвинем подальше. Будучи типовым интеллигентом, я по себе знаю, как тебя "считают". В 2001—2002-м моя искренняя и до сих пор не поколебленная убежденность в том, что Гусинский глубоко не прав, а Березовский моральный урод, была по полной программе использована как дымовая завеса для спецоперации "тотальный контроль"; теперь не отмоешься.

Второе. Странно уничтожать политическую жизнь страны, превращая ее в бюрократическое болото, легко управляемое, зато смертельно топкое; выдавливать за пределы профессии ярких журналистов; проводить двенадцатичасовые выемки в "Интерньюсе" на том лишь основании, что главу "Интерньюса" Манану Асламазян надо было как следует оштрафовать за случайное и однократное нарушение таможенных правил; громить малочисленный "Марш несогласных", будто это вооруженная толпа бандитов; и рассчитывать при этом на то, что с тобой будут разговаривать — союзно. Соблюдайте свою конституцию; мы, интеллигенты, давно это твердим, да без толку.

Третье. Интеллигенты начинают разлагаться в тот момент, когда забывают, что служат не себе и своим интеллектуальным прихотям, а собственному народу, его настоящему и будущему. А власть тотально разлагается, когда ставит равновесие ворующих кланов выше исторических целей формирования и развития единой гражданской нации. Давайте взаимно вспомним, что нас и вас наняла одна и та же неоформленная сила; имя ей — Россия. И тогда диалог будет возможен.

В принципе, тот же рецепт можно прописать и некоторым врагам Кремля; я лично мог бы сказать о том, как они используют интеллигентов в качестве отмывочного материала. Но сделаю это только в том случае, если ситуация переменится, законный политический процесс перезапустится, легальные партии возьмут на себя роль оппозиции, а отжим неворующих людей с самостоятельными взглядами прекратится. Так уж мы, интеллигенты, обучены: лежачего не бьем. Впрочем, если это все-таки случится, то политическая роль интеллигенции резко ослабеет, многие проблемы решатся сами собой, и проблема диалога с властью отпадет. Интеллигенты будут влиять на умы; умы народа будут влиять на власть; власть станет сама себя ограничивать; вот заживем.

Валерий Хомяков
Сопредседатель Совета по национальной стратегии

"Ни ХХI век, ни даже ХХII век эту проблему не разрешат"

Я согласен со многими вещами, которые написал Александр, поскольку родился в первой половине прошлого века и помню многое из того, что между властью и интеллигенцией было. Помню, как Никита Сергеевич обозвал интеллигенцию "говном", помню, как появились выражения "гнилая интеллигенция" и "интеллигентские штучки". При Брежневе посчитали, что интеллигенция — все-таки не класс, но некая социальная прослойка, после чего возник штамп "рабочий класс, колхозное крестьянство и трудовая интеллигенция". Именно трудовая. Была еще нетрудовая, но она по тогдашним представлениям в состав советского народа не входила. А трудовая интеллигенция делилась еще на научно-техническую и творческую. Всем этим мне настолько заморочили голову... Хотя в свое время Дмитрий Сергеевич Лихачев сказал (цитирую не дословно), что интеллигентом может считать себя тот, кто высказывает свои суждения независимо от экономических, партийных или идеологических обстоятельств. Я с этим определением согласен. Из него следует, что проблема взаимоотношений между властью и интеллигенцией — вечная, то есть ни ХХI век, ни даже ХХII век ее так до конца и не разрешат. Но, конечно, диалог между властью и интеллигенцией должен идти, причем именно на равных. Когда он воплощается в то, что интеллигенция записывается в очередную партию власти (не важно, как она называется: КПСС, НДР или ЕР), это уже нельзя назвать диалогом. Люди, которые так поступают, они ведь просто используют в своих целях естественное желание власти сделать себя более привлекательной. Они получают взамен действительно необходимые им вещи (например, помещение для театра побольше), но это уже не интеллигенты, если исходить из определения Лихачева.

Был, правда, в нашей истории один очень короткий период (в конце 1980-х — начале 1990-х годов, от "перестройки" и "гласности" до путча), когда большинство высказываний интеллигенции было вызвано не желанием что-то получить, а потребностью донести свое мнение до народа. Тогда очень многие представители интеллигенции стали финансово независимыми — спасибо Михаилу Сергеевичу Горбачеву, запустившему кооперативное движение. Но пришли гайдаровские реформы, все это сдохло, интеллигенция мгновенно обнищала, и диалог закончился.

Я надеюсь, что и в этом веке такой период в нашей истории будет: интеллигенция перестанет смотреть в рот власти, снова начнет просвещать народ относительно того, что происходит вокруг, а народ, впитав эти мысли, будет определять, кто же станет властью.

— Очень на сказку похоже, — грустный голос из зала.

Да, похоже, но в сказки хочется верить.

Максим Дианов
генеральный директор Института региональных проблем

"Успешные интеллигенты махнули на политику рукой"

У меня к этой истории личный интерес: по мужской линии я в четвертом поколении фактически военный интеллигент, а по маме — учителя мы в третьем поколении. Можно сколько угодно делить интеллигенцию на группы и фракции, называть ее классом, слоем, прослойкой, как угодно, но я бы отталкивался от того, что происходило в 1960-е на кухнях. Те, кто на кухне мировые проблемы обсуждает, и есть интеллигенция. А еще интеллигенция — это группа людей, которые критически относятся к действующей власти, какой бы эта власть ни была. Будь они "патриоты" или "либералы", у них всегда есть своя позиция, которая практически никогда не совпадает с политикой власти. Конечно, в действиях власти всегда можно найти какой-нибудь недостаток, но в случае с интеллигенцией это больше чем резонерство, это образ мышления, сформировавшийся на базе образованности. Если человек много знает, он имеет много печалей. А многие печали побуждают к действиям. Феномен действительно выдающийся. Прежде всего потому, что в какие-то периоды истории России интеллигенция становилась не просто влиятельна, а фатально влиятельна, она меняла судьбу страны, пусть и в результате почти всегда получалось не то, чего хотелось. Но сегодня у нее нет ни фатальности, ни политического влияния. Базовая трансформация произошла в начале 1990-х годов, когда по результатам выборов становилось все яснее: электораты "Яблока" и "Союза правых сил" расходятся все дальше. Условно говоря, неуспешные интеллигенты голосовали за Явлинского, а успешные интеллигенты сначала голосовали за СПС, а потом вообще перестали голосовать, они же успешные. Они махнули на политику рукой и решили: пока что-то нас не коснется, лезть никуда и ни за что не будем. Вопрос даже не в конформизме, это просто аполитичность. То есть: ну эту политику на фиг, мы выше этого, мы — бизнес. Ну а раз так, то о какой общности можно говорить?

Хорошо это или плохо — не знаю. С точки зрения морали, наверное, плохо, потому что все-таки интеллигенция задавала какие-то нравственные, моральные, этические и эстетические критерии. Сейчас эту роль пытается взять на себя церковь. Но вряд ли могло быть иначе. В 1991 году те же военные интеллигенты совершили предательство, отказавшись защищать страну, хотя приносили присягу. Ну а как жить после этого? Выжили, но ориентиры были потеряны.

Дмитрий Орлов
генеральный директор Агентства политических и экономических коммуникаций

"Интеллигенция близка к распаду"

С моей точки зрения, нужно обязательно определить два принципиально отличных понятия, которые мы анализируем, — интеллигенция и образованный класс. То, что русская литература и русское общественное мнение замещали собой парламентаризм и публичную политическую жизнь, — это, безусловно, отечественный феномен XIX—XX веков, который по мере происходящей на наших глазах модернизации общества постепенно разлагается. Я даже подозреваю, что сегодня он уже разложился на несколько фракций. Есть образованный класс — интеллектуальная основа страны. Есть обнищавшие учителя и врачи. Есть часть научных работников, которая пошла в бизнес. В любом случае, ту миссию, которую на себя возлагала интеллигенция, нынешний образованный класс на себя не берет.

А какая миссия? Если очень условно, их было две. Первая — "долой самодержавие", все освободительные сюжеты, начиная от народников и заканчивая большевиками. Естественно, степень их недовольства режимом существенным образом различалась, но суть была в одном: изменить политическую систему, не сотрудничать с властью, привести к власти иное правительство. Вторую тоже весьма огрубленно можно обозначить замечательным термином Чичерина "охранительный либерализм", отношение которого к происходящему описывалось термином ответственность. Его исповедовала государственная школа западников, значительная часть славянофилов, ну а в дальнейшем, позднее, движение, выразившее себя в сборниках "Вехи". Сегодня у образованного класса нет осознания ни той, ни другой миссии.

В 1990-е интеллигенция столкнулась с проблемой большого компромисса и это столкновение привело к фатальным для нее последствиям. У нас был шанс создать более демократическую политическую систему. Он не был реализован, потому что интеллигенция, которую тогда власть еще слушала, пошла на союз с правящим режимом и постепенно, от 1991-го к 1996 году, она естественным образом рассталась со многими идеалами, которые у нее были. При Сталине проблема взаимодействия интеллектуалов и власти действительно была трагической. Выбор был очень жесткий — как говорил нарком оборонной промышленности Ванников, мы снимаем людей слоями.

"Горбачев тоже говорил: "Мы сажаем не только картошку" — реплика Хомякова.

Сейчас выбор намного шире, и он не имеет столь фатального характера. Хотя, безусловно, лояльность системе при прочих равных является одной из причин и карьерного роста, и других позитивных изменений.

Подводя итог сказанному: интеллигенция как уникальная социальная группа распалась или близка к распаду, а сотрудничество с властью является сегодня результатом или следствием выбора каждого интеллектуала. В будущем, я полагаю, эта проблема еще менее будет кого-либо волновать, потому что общество станет еще более фрагментарным.

Дмитрий Орешкин
ведущий научный сотрудник Института географии РАН

"Сейчас у нас наконец почти нормальная ситуация"

По этому поводу вспоминается знаменитый разговор, по-моему, Бродского с Довлатовым. Там был спор — взаимодействовать с советской властью или не взаимодействовать. Бродский говорит: вот ты в булочную ходишь, значит, взаимодействуешь. На самом деле — куда здесь деваться? Нормальный процесс, надо взаимодействовать. Только свободно, по своей собственной воле. Когда Пушкин написал "Клеветникам России" и еще пару такого же рода публичных обращений, мне не кажется, что он шел против своей совести. Он был вполне искренен. Качество текстов, которые он создал на патриотическую, провластную тему, подтверждает, что это был свободный моральный выбор, а не выполнение политического заказа.

Конечно, в молодости Пушкин писал, что "мы добрых граждан позабавим и у позорного столпа кишкой последнего попа последнего царя удавим", что было переводом из Беранже. Но чем старше он становился, тем рациональнее оценивал ситуацию. В принципе, он был союзником Николая I, потому что Николай I был европеизатор и модернизатор, хотя и по-своему. И Путин, простите, Пушкин (гомерический хохот всех присутствующих) честно писал, что правительство в России — это единственный европеец, что вообще-то было правдой. Конечно, очень хорошую пиар-кампанию провел Николай I, который его пригласил, выслушал, написал в дневнике, что говорил с умнейшим человеком России, и так далее. Если бы у нас власть могла с каждым писателем так рационально поработать, наверное, у нее было бы гораздо больше друзей.

Что же касается интеллигенции, то в условиях советского общества она была временно исполняющей функции уничтоженной аристократии, точнее, мифа о ее благородстве и чистоте помыслов. Мифа, потому что как среди аристократов было много весьма неприятных людей, которые крепостных собаками травили, так и советская интеллигенция была во многих своих проявлениях довольно сволочной и конформистской: и прогибалась когда надо, и доносы писала.

Сейчас у нас наконец почти нормальная ситуация. Хочешь — активно поддерживаешь власть, хочешь — менее активно, хочешь — не поддерживаешь вовсе и занимаешься своим делом. Можно и в оппозиции быть, причем легально. Не очень комфортно, конечно, но кто сказал, что должно быть комфортно? Но речь-то идет, слава богу, не о том, чтобы за идею идти на Голгофу, а по большей части о том, чтобы оторвать свою задницу от теплого места и что-то там высказать.

Все-таки совковое черно-белое понимание мира сменяется европейским, многоцветным. Конечно, тревожит, когда вдруг слышишь что-то похожее на "кто не с нами, тот против нас". Но в целом, на мой взгляд, проблема противостояния власти и интеллигенции в значительной степени себя изжила. Да и интеллигенция тоже, сам этот термин себя почти изжил.

— Да и власть... — реплика из зала.

Нет, ну власть-то всегда будет. А на место интеллигенции сегодня пришли интеллектуалы, они не являются классом, и для них отношение к власти — вообще не критерий оценки...

Меня вот иногда называют интеллигентом. Значит ли это, что я выполняю какую-то миссию по отношению к власти? Да ни черта это не значит, я живу и живу. Как могу.