Советские страсти
Фильму Алексея Балабанова "Груз 200" крупно повезло в кинокритическом мнении. Давно уже не было у нас признания столь дружного и единодушного - причем со стороны цеха, отнюдь не отличающегося снисходительностью. Картина "Мне не больно" - попытка Балабанова быть милым и человечным - встретила год назад столь же синхронный отпор; такое чувство, что от этого режиссера ждут исключительно брутальности, - и на этот раз дождались, и все счастливы.
"Груз 200" - про мента-маньяка в 1984 году - действительно хороший фильм, он замечательно сделан, социально точен, художественно убедителен - при всех фабульных нестыковках и натяжках. Меньше всего мне хочется в очередной раз изображать enfant terrible и гулять против потока, но то, за что эту картину - и стоящую за ней концепцию - хвалят, меня как раз больше всего раздражает.
Журнал "Сеанс" опубликовал подборку критических отзывов - и почти во всех четырнадцати рефреном идет заветная мысль: это чернуха, мы такой не видели с девяностых, но это прекрасно, потому что вскрывает советскую ложь. Отвратительно было это сюсюкающее лицемерие среди назревавшей подземной жестокости! Смотрите, как в закрытом обществе позднего социализма плодятся маньяки! Один Юрий Гладильщиков в "Русском Newsweek'е" искренне удивился: социализм давно пал, а маньяков не убыло.
Масла в огонь подлил сам Балабанов, давший - что редкость - внятное интервью по окончании работы над фильмом. Сейчас, сказал он, все-таки лучше. Сейчас голый честный цинизм. А тогда была сплошная ложь, ой, ужас какой.
И вот тут у меня концептуальное возражение - и по поводу фильма, и по поводу его авторской и критической трактовки. Вся эстетика "Груза 200" выстроена - и вполне удачно - на контрасте между страной и ее антуражем, разлагающейся идеологией и подпочвенной дикостью, готовой вырваться наружу; главный контрапункт - идеально выстроенное сочетание видеоряда, состоящего из насилия, пьянства и распада личности, и звукоряда, составленного из позднесоветской лирической попсы. Это работает.
Но судя по тому, до какой степени картонны в фильме все персонажи, кроме маньяка, - это в равной степени касается и его жертвы, и уверовавшего ленинградского профессора, и бывшего зека, мечтающего о городе солнца, и его сожительницы, которая в конце концов выскочила ниоткуда и отмстила менту, - Балабанова нимало не волнует мораль, в очередной раз пристегнутая к его фильму на живую нитку. Точно так же не волновала его русская идея, на которой он остроумно поспекулировал в обоих "Братьях". И проблема криминала, освещаемая в "Жмурках", и даже тема чеченской войны, продажности генералитета, неадекватности власти, затронутая в фильме "Война", занимали его очень мало.
Балабанов - что откровеннее всего выступило в фильме "Про уродов и людей" - интересуется прежде всего насилием и механизмами, способными его остановить или уравновесить. Пока он таких механизмов не видит. Разве что Антонина из последнего фильма, которая пристрелила-таки ужасного насильника-импотента. Но это такой бог из машины, что обсуждать эту линию всерьез трудно. Никто и не обсуждает.
А вот маньяк автору очень интересен, и по-настоящему сильной картина становится только там, где этот персонаж появляется и действует. С любовью задуман, с тщанием изображен.
Однако если уж Балабанов пристегнул к своему - нет слов, отличному - триллеру еще и некий социальный месседж, придется его трактовать: именно он пришелся по душе отечественным интерпретаторам, очень скучающим по девяностым годам.
Нет слов, в смысле чернухи (и художественной правды, ибо это зачастую синонимы) все тогда обстояло значительно лучше. А вот насчет оплевания СССР Балабанов, кажется, угодил в струю - его картина выходит одновременно с бурной дискуссией о том, следует ли убирать серп и молот со Знамени Победы. Получается как бы, что победила Россия, а не Советский Союз. Хотя Россия нулевых, в сегодняшнем своем виде, не то что тогдашнего фашизма не победила бы - она с собственным справиться не способна, благо к скинхедам он далеко не сводится.
И тут уж надо сказать со всей определенностью: Советский Союз, даже распадного, гнилостного образца 1984 года, был все-таки значительно лучше того "голого честного цинизма", который мы наблюдаем сегодня. И образ страны, какой она была на самом деле и какой запомнилась мне, далеко не совпадает с тем, что так страстно, со ссылками на реальные события и собственный опыт, изобразил Алексей Балабанов.
Да, это была страна лживая и грязная, убивавшая в Афганистане своих и чужих без меры и цели, страна с катастрофически глупеющей властью, повальным запретительством, изуверской жестокостью на всех уровнях - от низового, семейного, до милицейского, судебного или идеологического. Но в этой стране наряду с грязью и злобой была, без преувеличений, сильная культура, а главное - у всех было четкое представление о добре и зле. И хотя девяносто процентов населения через эти представления успешно переступали по десять раз на дню, они по крайней мере испытывали некое сознание собственной греховности.
В этой стране боролись с пещерным национализмом, хотя тупым запретительством и загоняли его в подполье. Там еще не господствовала дарвинистская мораль "падающего толкни". И несмотря на все свои мелкие грешки, ежедневные компромиссы с законом и моралью и прочие человеческие слабости, большая часть населения этой страны состояла все же из приличных людей. А вовсе не из тех макабрических и вдобавок плохо сыгранных уродов, которыми населена картина Балабанова.
Советский Союз не состоял из зверств и лжи, не сводился к имперскому утеснению, чекистским расстрелам и коммунистической диктатуре. Он был задуман как великий утопический проект, и отсвет этой вековой утопии лежал даже на его руинах.
Понимаю, что впадаю в некоторую прохановщину, - но Проханов при полном отсутствии у него художественного вкуса социальным чутьем не обделен. Советский Союз - даже во времена стагнации, колбасных электричек и повальной коррупции - обладал тем, чего нынешняя Россия при сохранении всех этих прелестей начисто лишена. Это можно назвать величием, а можно народным единством, а можно - совестью; но это было, и я это помню. Меня-то Балабанов не обманет, при всем своем таланте.
Ведь мир, изображенный в "Жмурках", живописующих как раз девяностые годы, ничуть не менее абсурден и жесток, чем мир "Груза 200". И даже кафкианский "Замок" у Балабанова снят с той же мерой омерзения к условной, брейгелевской реальности картины. Балабанов так видит. Таков угол его художественного зрения. Россия Серебряного века в "Трофиме" и "Уродах", да и Якутия в "Реке" были ничуть не милосердней и уж подавно не уютней. И нечего сюда пристегивать советскую власть, которая - сохраняя все наши неизменные, генетические болезни - предлагала человеку хоть немного приподняться над собой.
Этого-то ей сегодня и не прощают. В ее зловонном распаде, ранних зверствах и позднем маразме видят компрометацию любых надежд на любые перемены. В гибели СССР сегодня и власть, и интеллигенция, и бизнес с его позднекомсомольскими нравами находят себе необходимое оправдание. Этим-то и плох хороший фильм Алексея Балабанова, которому решительно все равно, за счет какой идеологии удовлетворять свои эстетические страсти.
