Режиссер Александр Сокуров: "Борис Годунов" - это история счастливых людей"
25 апреля Большой театр представляет премьеру оперы Мусоргского "Борис Годунов" в постановке известного кинорежиссера Александра Сокурова. Накануне премьеры с Александром Сокуровым встретилась обозреватель "Известий" Мария Бабалова.
вопрос: Дебют в опере и сразу на сцене Большого — это круто...
ответ: Никакой режиссерской гордыни у меня нет. Это еще одна возможность поучиться у разных людей тому, чему я не обучен, чего я не умею. Периодически в моей жизни возникали предложения поработать в оперном театре, но я все время от них уклонялся, а на этот раз решился — во многом благодаря Мстиславу Ростроповичу. Возникла идея сделать дилогию Мусоргского — "Хованщину" и "Бориса Годунова". "Хованщину" мы должны были делать в La Scala, "Бориса Годунова" — в Большом театре. Но по экономическим причинам миланская постановка сорвалась, точнее, формально она перенесена на сезон 2008/09. Но, думаю, ничего не состоится. Так осталась только половинка от этого замысла — "Борис Годунов", дирижировать которым будет Александр Ведерников.
в: Еще в 2000 году вы вместе с Евгением Колобовым начинали работу над "Гамлетом" в "Новой Опере"...
о: По не зависящим от меня причинам я вынужден был уйти со спектакля, и работу завершал другой режиссер. Я предлагал сделать два варианта: один — чисто оперный, другой — с артистами других музыкальных жанров. Например, там должна была петь Елена Камбурова. Опера должна была получиться пронзительной и трагичной. Что в итоге получилось, я даже не знаю — на премьеру меня не позвали. Женя решил, что я для него слишком радикальный человек. Хотя весь вопрос в том, что для постановки оперного спектакля мне нужен как минимум месяц повседневной работы с дирижером. Женя к этому был не готов. По этой же причине я отказался и от работы с Валерием Гергиевым. Я говорю: "Валера, мы будем делать спектакль, и ты приедешь за день до премьеры? Нет, мне нужно с тобой садиться и работать".
в: А как вам работается в Большом?
о: Непросто. Мы работаем в условиях обычных производственных норм, никакой исключительности. Мне кажется, нам надо было значительно раньше выйти на сцену с декорациями, костюмами. К сожалению, в театре есть традиции, со многими из которых я решительно не согласен. Сейчас я член команды и публично об этом говорить не буду, если только не получу специального разрешения. И все-таки какие-то производственные традиции мешают, на мой взгляд, художественной результативности. Работа над оперным спектаклем несопоставимо труднее, чем над драматическим.
в: Какие вещи кажутся вам наиболее странными?
о: Например, мне так и не удалось убедить театр отказаться от суфлера. Чем я крайне удивлен. Во-вторых, солисты и хор — чрезвычайно уставшие люди. Иногда они откровенно засыпают на репетициях. Пока эту усталость преодолеешь, репетиция уже заканчивается. А времени катастрофически не хватает. Репетиционный зал расписан по секундам. Театр живет трудной жизнью, люди мечутся, переезжают, прибегают, убегают и т.д. Мне объясняют, что это тоже традиция. И как я могу заставить взрослого человека что-либо делать, если у него нет на это своей воли, а я для него — непонятно кто. Я пришел в театр, где девяносто процентов артистов никогда не видели ни одной моей картины. Я делаю, что могу сделать в этих условиях. Моя главная задача — выпустить премьеру, и для этого надо постоянно искать какие-то компромиссные решения. Если начинается свара, борьба, битва, то все заканчивается. Я всем в театре говорю: "Дорогие мои, я не участвую во внутритеатральных разборках. Мне все равно, кто что скажет по поводу моих слов. Мне все равно, какое у вас внутреннее отношение". Я излагаю свою точку зрения абсолютно декларированно и официально. Какое решение примет верхушка — не мой вопрос.
в: Борис Годунов — для вас продолжение вашей портретной серии монархов и диктаторов в кино?
о: Безусловно. "Борис Годунов" — это в общем-то история абсолютно счастливых людей. Каждый реализовал свою мечту. Борис хотел стать царем — он стал, Марина хотела стать первой коронованной императрицей — она ею стала, отец Марины Мнишек хотел получить половину русской казны — получил и вывез, Шуйский хотел стать царем — и он стал царем. Все выполнили все, что они намечали, то есть главные персонажи абсолютно реализовались. Мы не делаем депрессивный спектакль, мы не делаем спектакль, где после смерти Бориса надо заливаться слезами. Борис у нас сильный человек. У нас все персонажи сильные. Это история достойных противников, разных, но очень сильных людей. Годунов без страха принимает смерть. Может быть, с грустью какой-то, но без страха.
в: То, что спектакль делается не на исторической, а на Новой сцене, — для вас это минус?
о: Минус, минус, минус. Сцена маленькая, технически слабая, не хватает штанкетов. Очень часто мы просто вынуждены отказываться от художественных изысков, потому что не позволяет сцена. Мне не нравится эта площадка — ни эстетически, это, может быть, субъективно, ни технически.
в: Чем еще — параллельно с работой в Большом театре — вы сейчас заняты?
о: В Питере заканчивается перезапись фильма "Александра" с Галиной Вишневской в главной роли. Все, картина эта готова. Я был счастлив поработать с Вишневской. Во время съемок в Грозном я еще раз убедился в том, что она — великая женщина. И я удивляюсь, что никто раньше вот так ничего специально для нее в кино не делал. Ни одного дубля, связанного с поправками в ее работе, у нас не было. Дубли, пересъемки были у молодых актеров. Я многому научился у Вишневской с Ростроповичем. Мне очень жаль, что я не смог зазвать никого из сотрудников Большого театра на показ своей "Элегии" о Ростроповиче с Вишневской. Может быть, из-за конфликта по поводу "Евгения Онегина", не знаю.
в: Вы видели этот спектакль?
о: Да. Дима Черняков — хороший режиссер, наверное, один из лучших режиссеров оперного театра, сделавший в этом искусстве намного больше, чем я, и не мне его судить. "Евгений Онегин" очень интересен для меня как для режиссера.
в: А вы будете присматривать за "Борисом Годуновым" после премьеры?
о: На расстоянии. Ведь я же уеду в Петербург, я редко бываю в Москве. Если у театра будет необходимость, чтобы я посмотрел, я приеду, но напрашиваться не буду, конечно. Множество режиссеров сидят на моих репетициях, вроде все записывают. Теоретически они должны этот рисунок сохранять. Хотя еще не известно, пойдет театр за мной или нет. Мало ли чего я хочу! Съемочная группа и артисты Большого театра — вещи абсолютно разные. В съемочной группе все смотрят на меня, все понимают, все верят мне. Я капитан, я за всех отвечаю — от помощника режиссера до исполнителя главной роли и продюсера. А здесь все совершенно спокойно без меня обойдутся. Буду я или будет другой, все равно. Если не будет меня, то конкретного фильма не будет. А "Бориса Годунова" в Большом все равно кто-то поставит.
