Режиссер Дмитрий Черняков: "Я вступаю в интимные отношения со своим спектаклем"
В пятницу Большой театр открывает сезон интригующей премьерой "Евгения Онегина" в постановке Дмитрия Чернякова. С режиссером, упорно отказывающимся говорить о деталях спектакля, встретилась обозреватель "Известий" Екатерина Бирюкова.
вопрос: Если ты не хочешь раньше времени раскрывать концепцию своего "Онегина", поговорим о других постановках этой оперы. Есть такие, которые тебе нравятся?
ответ: Я не то что их много видел, хотя в мире-то "Онегин" идет частенько - это из русских опер самая, наверное, разбираемая. Но про многие слышал или читал. И для меня существуют две тенденции. Одна - из разряда русских старинных постановок "в тряпках". Такой иллюзионный живописный театр, с березками и колоннами. К этой постановочной эстетике принадлежат и спектакль Большого театра 1944 года, и темиркановский, который я видел в детстве и который был моим первым "Онегиным". В Москве много лет шел спектакль Станиславского тот самый, где знаменитые четыре колонны и портик, которые стали эмблемой Театра Станиславского и Немировича-Данченко. А возникли они ты знаешь откуда это дом Станиславского в Леонтьевском переулке, где поначалу под рояль играли этого "Онегина". Я опять же говорю о том, что я видел лично. Та французская постановка, которая идет в Мариинском театре, это не русская постановка, а перенос. По-моему, она до этого игралась где-то в Швейцарии.
Второй тип "Евгениев Онегиных" с Запада. Это такой "Онегин", который, как балеты Баланчина, очищен от любых проявлений быта, времени. Голое пустое пространство с одной-двумя выразительными деталями. Правда, практически везде остаются костюмы если не крылатки и пушкинские платья с высокой талией, то хотя бы костюмы времен Чайковского. И по сути декоративен и тот, и другой тип. Ну, есть еще, правда, спектакль Петера Конвичного там несколько интересных, резко решенных сцен, которые мне понравились.
в: Твой спектакль имеет отношение к какому-нибудь из этих двух постановочных типов?
о: Нет, отдельно существует. И на другие мои спектакли он тоже не похож. Все заново.
в: Для того чтобы поставить эту оперу, обязательно чувствовать русскую культуру?
о: Не так уж необходимо, можно в принципе без этого обойтись. Вещь очень камерная, сфокусированная на истории нескольких людей, и все остальное, что является неким пейзажем, по моему мнению, не главное. Не обязательно это все вкусно подавать, разрисовывать жирными красками. По-моему, западный человек из всех русских опер поймет, проглотит и прочувствует в первую очередь "Евгения Онегина". Мне кажется, там нет ничего такого по части "загадочной русской души". В "Пиковой" есть, а в "Онегине" нет.
в: Зимой ты поставил "Бориса Годунова" в Берлине. Делать спектакль для западной и для нашей публики это разные вещи?
о: Я, когда ставлю спектакли, ориентируюсь только на себя. Бывает, я стою в конце партера и смотрю то, что я сам же придумал, сконструировал и отрепетировал, и если это вдохновенно исполняют, я еле сдерживаюсь, чтобы не всхлипнуть. Мне даже стыдно бывает, потому что другие видят, как я вступаю в интимные отношения со своим спектаклем. Думаю, если это на меня, как на живого человека с живыми реакциями, производит впечатление, наверняка это должно производить впечатление на кого-то еще.
в: Тебя пока на Западе приглашают на русские названия. Ближайшая премьера "Хованщина" в Баварской опере, потом намечен прокофьевский "Игрок" в Берлине и "Ла Скала". А тебе самому что хочется ставить?
о: Западные названия тоже есть в планах. Но русские оперы больше хочется. Я совсем не хочу вырваться из этого амплуа, оно меня не тяготит.
в: Что тебе больше всего нравится в работе за границей?
о: То, что у меня всегда один состав певцов. Я так это люблю! Вот приходит ко мне на репетицию Рене Папе в роли Бориса Годунова, и все посвящено тому, что это Рене Папе, его природе, физике, гримасам, зверскому облику. Я не могу представить, что на следующий день придет, скажем, Курт Моль, и я буду делать с ним второй состав. По сути если приходит другой человек, то я должен и декорации переделать. Я должен работать с личностями, а не с фигурантами, которых можно заменить, как колоду карт. В Берлине у меня даже не было каверов то есть тех, кто гарантированно может заменить того или другого солиста. И никто не заболел.
в: А что тебе за границей не нравится?
о: То, что если репетиция с трех до шести, то ровно в шесть ноль-ноль она закончится. В российском театре, если сцена хорошо пошла, то, конечно, все останутся хоть на 15 минут и доведут ее до конца.
в: Что за ремонт устроили на новой сцене Большого к премьере "Онегина"?
о: Когда смотришь из зала на сцену нового здания Большого в темноте, то световое пятно сцены оказывается не единственным. Оно еще имеет два таких флигелечка светлые порталы и ложи над оркестром, которые заливает свет из оркестровой ямы. Мне в Большом театре говорили, что несколько приглашенных с Запада режиссеров и художников безуспешно предлагали перекрасить портал в черный цвет. И вот нам удалось наконец договориться наверное, потому, что мы не такие экстремисты и не требовали черного. Портал перекрасили в темно-болотный цвет. Я даже сам там пару раз кистью провел.
