Пианист Аркадий Володось: "У меня была идея стать настройщиком"

известия: Представителем какой школы вы себя считаете?
Аркадий Володось: Ой, трудный вопрос! Сложно ведь представить, что Гленн Гульд - это представитель канадской школы пианизма, а Марта Аргерих - аргентинской. Мне кажется, что понятие "школа" было актуально в те времена, когда не было грамзаписи и самолетов. А когда вы видите, что за рубежом работает половина русских профессоров, а люди из России учатся в колледжах Германии, то сложно определить. Все - как это сказать? - смешалось.
известия: А главным педагогом своим вы кого считаете?
Володось: Галину Егиазарову. Я с ней занимался в училище при Московской консерватории. У меня очень трудная была судьба. Вначале я занимался в хоровом училище при петербургской капелле. Никаких особых способностей там не обнаружили. Меня не раз даже хотели отчислить. Там были обычные занятия фортепиано, которые в России всегда входят в музыкальное образование, - piano complementaire по-французски. Уже забыл, как по-русски.
известия: Общее фортепиано.
Володось: Да. И я поздно решил, что буду профессиональным пианистом. В 16 лет. Я пришел на консультацию, чтобы поступать в училище при петербургской консерватории. И мне, конечно, правильно сказали, что уровня никакого нет. Шансов мало было. У меня даже была идея стать настройщиком. Мне очень повезло, что я поступил. Потом я уехал учиться в Москву - поскольку мне не совсем нравилось в Ленинграде. И Егиазарова была первым человеком, который сказал мне: "Ты будешь пианистом". Если бы я ее не встретил, я бы вообще бросил играть на рояле. А потом я уехал из России - у меня отец во Франции жил. Мне было тогда 19 лет.
известия: Почему вы никогда не участвовали в конкурсах?
Володось: Это принципиально. Я против этого, я ненавижу эти конкурсы. Мне кажется, это чудовищно. Вы знаете, по-моему, сейчас эпоха конкуренции, сравнения и ярлыков. Я считаю, что это издевательство над музыкой. В музыке не может быть сравнения.
известия: Как тогда получилось без конкурсов сделать такую карьеру?
Володось: Случайно. Я вам честно говорю, что не надеялся быть концертирующим пианистом, искал место педагога в Испании. Случайно мне повезло - услышали мою кассету и пригласили.
известия: Какой момент был решающим - ваш знаменитый концерт в Карнеги-холл в 1998 году?
Володось: Ой, я никогда не думал над этим. Меня заставляли много играть в Америке - потому что оттуда были мои менеджеры. Пока я не устал. Сейчас я там вообще не играю.
известия: Американская публика не нравится?
Володось: Не нравится эта стандартизация, когда человек летает играть по 20 концертов подряд, просыпается каждые два дня в новом отеле, выходит на улицу и думает, что он находится в одном и том же городе.
известия: А вы сейчас разве принципиально другой жизнью живете?
Володось: Да. Я играю немного концертов. Сейчас - тридцать в год. Думаю, даже двадцать буду играть. Потому что человек должен не только с роялем быть, но и с природой, книгами.
известия: Тогда какими критериями вы руководствуетесь, когда соглашаетесь играть, - например, здесь, в Люцерне?
Володось: Мне кажется, здесь очень хорошая публика. Они внимательно слушают. Вот говорят: успех, крики браво... Я этого вообще не понимаю. Все это второстепенное, ненастоящее. Настоящее - когда человек внимательно слушает, когда в зале есть электризация. Потому что, согласитесь, есть много произведений, после которых не хочется аплодировать. После сонаты Шуберта, на мой взгляд, вульгарно аплодировать и громко кричать. Сегодня я играл Листа, и мне очень понравилось, что между его произведениями была тишина.
известия: Начало вашей карьеры было скорее виртуозное. Происходят ли какие-то изменения в вашем репертуаре?
Володось: Вы знаете, я не разделяю музыку на виртуозную и нет. Сейчас очень часто судят, как говорится, по одежке - то есть по репертуару. Если мы играем Шуберта, то называемся музыкантами. Если Трансцендентные этюды Листа - то сразу виртуозами. А для меня запись Рахманинова, который играет "Вальс" Штрауса-Таузига, - это одна из самых гениальных музыкантских записей, которые вообще существуют. Мне кажется, когда человек - личность, его надо слушать во всех стилях, а не засовывать в какую-то классификацию.
известия: Какие у вас отношения с камерной музыкой?
Володось: Вы знаете, для камерной музыки надо иметь близких друзей. А как обычно бывает? Ты не знаешь человека, но завтра с ним будешь играть Виолончельную сонату Рахманинова. В 3 часа репетиция, в 8 - концерт. Я так не могу. Для меня это все - шоу. Если я когда-нибудь встречу людей, с которыми мне будет приятно музицировать дома, то, может быть, после этого сыграю с ними на сцене.
известия: Похоже, вашему агенту с вами непросто.
Володось: Очень непросто. К тому же я не люблю записывать диски, считаю, что все мои записи были неудачными.
известия: Почему сорвался ваш концерт в Москве полтора года назад?
Володось: Я заболел тогда. У меня было очень тяжелое турне по Италии, и я в Венеции плыл на лодке и простудился.
известия: Вы в России с 19 лет не были?
Володось: Ни разу. Вообще не представляю, какая там публика.
известия: Ну, вообще-то может невпопад похлопать в Листе...
Кто был в Люцерне, кроме Володося
Фортепианный форум в Люцерне, который открыл своим выступлением Аркадий Володось, прошел уже в девятый раз. Это одно из трех престижных музыкальных мероприятий, которыми размножился в свое время знаменитый фестиваль, основанный в 1938 году Артуро Тосканини. В этом году на берегу Люцернского озера за шесть дней можно было услышать восемь очень разных пианистов первостепенной важности. Это единственное место в Европе, где они одновременно собираются в таком количестве, но если кому и этого мало, то параллельно в рамках фестиваля имеется вполне серьезная программа PIANO Off-Stage с барной музыкой.
Фортепианная иерархия Люцерна мало совпадает с российской картиной фортепианного мира. Но приятно, что по поводу самого важного пианиста у нас со швейцарцами разногласий нет: билеты на Михаила Плетнева, который почти что местный житель (у него квартира в Люцерне), были раскуплены до начала фестиваля.
Кроме него и Аркадия Володося, российские фортепианные традиции в какой-то степени представлял румынский патриарх Раду Лупу, учившийся в 60-х в Московской консерватории. Единственной женщиной в этом смотре была почти незамеченная на прошлогодних "Декабрьских вечерах" хрупкая канадка Анджела Хьюитт, титанически отыгравшая в Люцерне свой главный хит - двухчасовые баховские "Гольдберг-вариации", после которых публика без лишних слов устроила ей стоячую овацию. Еще один кумир - французский романтик Жан-Ив Тибоде нам пока малоизвестен, но обещан этой весной Московской филармонией.
А самым экзотическим любимцем фестиваля оказался молодой заводной турок Фазиль Сай, который во время игры поет, высовывает язык и разговаривает с нутром рояля. Однажды он приезжал в Москву скромным аккомпаниатором "золотой скрипки" Максима Венгерова, а у сдержанных швейцарцев получил полный зал и овацию со свистом.