Владимир Сорокин: "Я в совок опять не хочу. И в андерграунд - тоже"

В воскресенье, 7 августа, Владимиру Сорокину исполняется 50 лет. Культовый российский писатель, автор романов "Норма", "Тридцатая любовь Марины", "Голубое сало", "Лед" и "Путь бро", несмотря на скандалы вокруг своих произведений (особенное волнение вызвали "Голубое сало" и, как ни странно, либретто оперы "Дети Розенталя", которое с пристрастием изучала даже Госдума), уже успел стать классиком современной литературы. Накануне юбилея с Владимиром Сорокиным встретилась корреспондент "Известий" Наталья Кочеткова.

известия: Для вас 50 лет - это какая-то значимая дата?

Владимир Сорокин: Число, конечно, впечатляет. Телом я это пока не ощущаю - видимо, вечный подросток во мне не позволяет это сделать, - но умом понимаю, что действительно некая половина жизни пройдена. По крайней мере мне так приятно думать. И последний месяц - июль - какой-то предродовой для меня, что ли. Я знаю, что мама до последнего ходила на производственную практику на какой-то механический завод, где все эти шестеренки лязгали рядом с ее животом.

известия: Вы сказали, что у вас двойной юбилей - еще 25 лет творческой деятельности. Когда, по-вашему, состоялся ваш литературный дебют? Просто у вас на сайте в вашей биографии сказано, что дебютировали вы как поэт в 1972-м в многотиражной газете "За кадры нефтяников".

Сорокин: (Смеется.) Это шуточная публикация. Я думаю, что серьезная работа началась именно в 1980 году. Тогда были написаны несколько рассказов и первая часть "Нормы". Я считаю это важным этапом, и в том же году у меня родились близнецы.

известия: Рождение детей и творчество взаимосвязаны?

Сорокин: Я помню, мы жили тогда в Загорянке на Наречной, и я сидел под сиренью, одной рукой качал коляску такую большую, где спали близнецы, а другой печатал первую часть "Нормы". (Смеется.) Так что обе руки были заняты! Следовательно, дети и творчество совместны - они не противоречат друг другу.

известия: В вашей последней книге - сборнике "4" - тема близнецов и клонирования одна из основных. Это как-то связано с вашими дочерьми?

Сорокин: Эта тема была и в "Голубом сале". Я человек верующий и не доверяю клонированию. Но это в жизни, а в литературе все может быть. Этим литература и прекрасна, что в ней можно отдохнуть от жизни. В том числе и кого-то клонировать. Это создает некое игровое поле, где можно легко обращаться со временем и историческими персонажами, проникать в запретные зоны. Но в жизни я не поклонник клонирования. Зачем копировать оригинал?

известия: То есть овечка Долли вас не вдохновляет?

Сорокин: Я ей сочувствую, но думаю, что жертва ее была напрасна.

"В 14 лет я написал очерк натуралиста, фантастический рассказ и эротический рассказ для школьников"

известия: Вы ведь начинали как художник, как случилось, что вы занялись словесностью?

Сорокин: Я вдруг понял, что от литературы получаю больше удовольствия, чем от живописи. Это с одной стороны. С другой - я более свободен в литературе, мой арсенал здесь богаче.

известия: На каком этапе это произошло?

Сорокин: В семье у нас литература всегда была в почете, все новинки прочитывались, родители - техническая интеллигенция - глотали все это...

известия: Подшивки "Нового мира"?

Сорокин: Да-да. И я заглядывал туда, читал "Мастера и Маргариту", "Чего же ты хочешь?", "Неделя как неделя" и другое. И неожиданно для себя я попробовал лет в 14, по-моему, написать несколько разных рассказов. Там было несколько жанров. Жанр такого очерка натуралиста - то есть про некую лесную жизнь. Я был довольно тесно связан с лесом - мой дедушка был лесником, и я лес хорошо знал с детства. Один фантастический рассказ - научную фантастику - и один эротический рассказ для школьников, для своих однокашников. У нас ходили такие тетрадочки. И все жанры получились достаточно легко. Я и сочинения писал легко и с удовольствием - может быть, это единственная дисциплина, кроме пения, где у меня не было никаких проблем. Но поскольку рассказы написались легко, я быстро потерял интерес к этому и занялся рисованием, где надо было многое осваивать. И где-то до 22 лет я не возвращался к литературе. Но потом она меня сама вернула.

известия: Сейчас рисуете?

Сорокин: Вот пожалуйста - мой последний рисунок (показывает на только что вышедшую в издательстве "Захаров" антологию "Русский рассказ ХХ века", на обложке которой черно-белый рисунок с ярко красной падающей звездой, под которым подпись "Составитель Вл. Сорокин). Сейчас это очень редко происходит, но я хочу вернуться к живописи - это громадное удовольствие.

известия: Вместе с Львом Рубинштейном и Дмитрием Приговым вас принято было причислять к концептуалистам.

Сорокин: (Смеется.) Принято! Не глядя!

известия: Концептуализм на вас повлиял?

Сорокин: Я не концептуалист, я не Лев Рубинштейн, я не пишу безличных текстов на карточках. Был период, когда концептуалисты как-то повлияли на меня. Метод отстранения, дистанции с текстовым материалом, безличностное письмо, когда неясно, кто это написал, - это было интересно в первой половине 1980-х, но уже в конце 1980-х я стал потихоньку от этого отходить. Концептуализм - это довольно узкое и жесткое направление в искусстве. Есть поэты-концептуалисты, их не так много, но быть писателем-концептуалистом для меня скучно. Мне хочется разнообразия. А они однообразны. Я им благодарен, безусловно, но это для меня дела давно минувших лет.

известия: Как складывались отношения с тем же Приговым?

Сорокин: Когда мы познакомились, это был 1980 год, я пришел со своим маленьким, но багажом. Безусловно, Пригов был тогда уже мэтром, но и я не был учеником. Я рано почувствовал себя вровень с Приговым, с Некрасовым, с Монастырским. (Улыбается.) Мне помогла "Норма"!

известия: Сейчас общаетесь?

Сорокин: Да, конечно. Но если раньше мы были как маленькие джинны в одной бутылке, которую запечатала советская власть, то сейчас мы уже давно вырвались из этой бутылки. Нас разнесло и физически - Пригов живет в Лондоне, я в Москве, Кабаков в Нью-Йорке - и эстетически: все играют в свои игры. А эта пустая бутылка лежит по-прежнему на русском берегу. Мы иногда подходим к ней, заглядываем внутрь (смеется) и умиляемся. Но назад не хотим. Я в совок опять не хочу. И в андерграунд - тоже.

"До "Идущих вместе" никто никогда публично моих книг не уничтожал"

известия: Выпустив роман "Путь Бро" вы сменили не только издательство, но фактически и литературную репутацию. Насколько, вы считаете, вам это удалось?

Сорокин: Я не думал о перемене литературной походки. Когда я сажусь писать, я думаю не о читателе и не о собственном имидже. Мне интересна та задача, которую я себе ставлю. Если я погрузился в другой жанр, назовем его квази-фэнтези, то это не значит, что я буду вечно плавать в нем. Я завершу трилогию, и дальше посмотрим, что напишется, но это будет точно не фэнтези.

известия: Но "Путь Бро" довольно сильно отличается даже от "Льда".

Сорокин: Чисто формально "Путь Бро" повторяет вторую часть "Льда". Эта книга так же построена, но она шире и глубже. Это две части одной трилогии.

известия: Когда выйдет третья часть - "23 000"?

Сорокин: Я надеюсь в этом году закончить.

известия: Значит, выйдет в начале следующего года?

Сорокин: (Улыбается.) Посмотрим, я не ясновидящий. Не брат Света!

известия: Как вы думаете, сколько времени должно пройти, чтобы люди вроде тех, что устраивали пикеты у Большого театра, поняли, что в ваших текстах нет ничего криминального?

Сорокин: Это не от меня зависит, и даже не от этих несчастных ребят, которых цинично используют, а от их начальства. Будет команда - они будут стоять. Не будет команды - не будут. Я не вижу в этом инициативы масс. Массы как раз всегда нормально относились и к литературе, и к моим книгам. До "Идущих вместе" никто никогда публично моих книг не уничтожал.

известия: Почему вы решили опубликовать либретто "Детей Розенталя"? Это попытка объяснить публике, что порнографии нет?

Сорокин: Что вы! Я терпеть не могу оправдываться. Во-первых, я за то, чтобы оперные либретто читались. Это очень важно. Я как старый любитель этого жанра постарался, чтобы мое либретто было опубликовано. Во-вторых, оно мне нравится. Мне кажется, оно получилось довольно трогательное, как и опера в целом, и в конце вызывает слезы сочувствия. Так что я воспринимаю либретто как самодостаточное литературное произведение, которое можно читать и без музыки.

известия: Что думаете о конфликте между Соколовым и Швыдким?

Сорокин: Я ничего не понимаю в этих играх. (Смеется.) То, что касается производственных интриг, - здесь я полный профан. Сейчас у меня последняя часть "Льда" - дело происходит в Токио, стоит духота. Мои персонажи идут взявшись за руки по Шинжуку-дори. Вот это меня волнует по-настоящему. Чтобы они дошли!