Патрис Шеро: "Хочу поставить Достоевского в опере"
Патрис Шеро: "Хочу поставить Достоевского в опере"
2011-04-18T15:12:36+04:00
2011-04-18T15:12:36+04:00
Партийный переулок, д. 1, к. 57, с. 3
115093
Москва, Россия
info@iz.ru
Легендарный театральный и кинорежиссер Патрис Шеро ненадолго оторвался от кинокамеры и вернулся на подмостки. Его драматический come-back - "Федра" Расина стал хитом прошлого сезона в Париже, а оперная постановка "Так поступают все" заставила критиков со всего мира съехаться на фестиваль в Экс-ан-Провансе. "Дверь-то я открыл, но немногие туда вошли. Все используют лишь провокации, которые я сделал в "Кольце", но мало кто работает с певцами как с актерами, выстраивает драматические образы. Все уцепились за возможность менять эпохи, переписывать сюжеты"
0
Патрис Шеро: "Я не ставил оперу 12 лет. Я просто не мог - поскольку в этот момент вышла на экраны "Королева Марго" и я ездил по всему миру с показами"
Легендарный театральный и кинорежиссер Патрис Шеро ненадолго оторвался от кинокамеры и вернулся на подмостки. Его драматический come-back - "Федра" Расина стал хитом прошлого сезона в Париже, а оперная постановка "Так поступают все" заставила критиков со всего мира съехаться на фестиваль в Экс-ан-Провансе. С Патрисом Шеро встретился обозреватель "Известий" Илья Кухаренко.
известия: Почему вы сделали такой большой перерыв в опере?
Патрис Шеро: Я не ставил оперу 12 лет. Я просто не мог - поскольку в этот момент вышла на экраны "Королева Марго" и я ездил по всему миру с показами. С той поры я стал делать 4-5 картин одновременно.
известия: Почему вы согласились на предложение поставить Cosi?
Шеро: Мне было очень интересно поработать с Даниэлем Хардингом, я впервые услышал его в Экс-ан-Провансе, когда он дирижировал "Поворотом винта".
известия: Довольно странный мотив - никогда не слышал, чтобы режиссер был настолько заинтересован в работе с дирижером.
Шеро: Режиссер и дирижер должны сплавиться в единый аккорд - иначе выйдет хаос. Для меня всегда этот момент был наиболее важным, и мне очень везло и когда я работал с Пьером Булезом, и когда это был Даниэль Баренбойм.
известия: В вашей интерпретации Cosi получился феминистским спектаклем - девушки, несмотря на измену, выглядят у вас куда более привлекательными, нежели юноши...
Шеро: Но они же главные героини - даже в названии речь ведь идет о женщинах, заметьте, не о мужичинах. И потом парни в этом сюжете порой ведут себя глупо, а вот девушки - ни разу.
известия: В одном из своих интервью вы вскользь помянули имя Месмера, чьи опыты повлияли на вашу интерпретацию - каким образом?
Шеро: Как вы знаете, имя Франца Месмера в шутку упоминается в либретто. Но я уверен, что это сделано намеренно. Моцарт близко знал Месмера и был знаком с его теориями. А ведь Месмер был первым, кто стал экспериментировать с гипнозом и с теми неконтролируемыми чувствами, которые есть в каждом человеке. От него идет линия к Шарко и даже Фрейду. И сюжет оперы Моцарта именно об этом - в процессе интриги все участники открывают в себе неизведанные страсти.
известия: Я заметил, как Руджеро Раймонди - в прошлом знаменитый исполнитель партии Дон Жуана, обращаясь к служанке Деспине, называет ее Церлиной (а это персонаж из "Don Giovanni"). Вы считаете, что Дон Альфонсо - это такой ненаказанный Дон Жуан?
Шеро: Руджеро просто оговорился. Мне кажется, что Дон Альфонсо живет куда более интересной жизнью, нежели Дон Жуан. Он и о женщинах знает больше, чем Дон Жуан, поэтому он не хочет ничего доказывать своим молодым друзьям, поскольку знает точно, чем это кончится. Хотя в начале я прикидывал возможность сделать из этого героя состарившегося Дон Жуана, но потом отказался от этой затеи.
известия: Как вы будете решать проблему с декорациями - ведь вы везете этот спектакль в Париж в сентябре?
Шеро: Как поступим? (Ухмыляется.) Возьмем с собой.
известия: Но ведь вы используете реальное закулисье местного театра, а в Париже оно совсем другое...
Шеро: (Смеется.) Нет. Это все построено. Мне хотелось, чтобы зрители думали, что это реальная арьерсцена театра Л'Аршевеш, но на самом деле это копия сценического пространства неаполитанского театра, в котором мы как-то работали вместе с Ришаром Педуцци. А на самом деле за сценой стоит фонтан, а за ним - дворцовая стена.
известия: Ваше "Кольцо Нибелунгов" 1976 года критики называют границей между старой - примадоннско-нафталинной оперой и эпохой активной и провокационной режиссуры. Вы гордитесь или жалеете, что открыли эту дверь?
Шеро: Дверь-то я открыл, но немногие туда вошли. Все используют лишь провокации, которые я сделал в "Кольце", но мало кто работает с певцами как с актерами, выстраивает драматические образы. Все уцепились за возможность менять эпохи, переписывать сюжеты - но чаще всего это превращается в демонстрацию режиссерского эго, а это скучно. Так что дверь все еще остается открытой.
известия: Это правда, что после премьеры вагнеровского "Кольца" вы издали книгу с комментариями вашей концепции?
Шеро: Да, была такая книга.
известия: После нее спектакль стали принимать лучше?
Шеро: Нет, поскольку он уже сошел со сцены.
известия: Считается, что режиссеры не должны пояснять зрителю то, что они хотели сказать...
Шеро: А мне кажется, что должны. Я бы, может, издал такую книгу и по того, что я на самом деле хотел сказать в "Так поступают все".
известия: Вы хотите что-то объяснить тем, кто кричит "boooo"?
Шеро: Нет, я пишу для тех, кто был заинтересован моей работой.
известия: Меня очень удивили эти недовольные крики на "Cosi" - спектакль ведь совсем не вызывающий и не провокационный.
Шеро: Мне тоже интересно, почему они кричали, - если встретите тех, кто кричал "boo", спросите, что его так покоробило, и расскажите потом, хорошо? Хуже, когда пишут, что разочарованы или что я подошел к работе спустя рукава. А когда люди в ярости - это хорошо.
известия: Вы когда-нибудь думали поставить фильм-оперу?
Шеро: Много раз. И каждый раз отказывался, поскольку это несовместные жанры. В кино любую сцену можно начать не сначала и оборвать на полуслове. А в опере нужно пропеть все - и никуда от этой линейности не деться. Но кино куда более концентрированно - там есть возможность и задать вопросы, и ответить, а в опере мы только успеваем дать ответы (вздыхает)... даже если вопросы нам самим еще не очень ясны.
известия: Вы будете в ближайшее время опять ставить оперу?
Шеро: Не очень скоро и только одну. Это будет "Из мертвого дома" Яначека. Единственная опера в мире, написанная на сюжет Достоевского. Я ведь недавно был в Москве - всего на один день. Было очень странно и здорово стоять на московской сцене и читать Достоевского по-французски.
Переиграли "всех"
Cosi fan tutte в постановке Патриса Шеро
Центральным событием фестиваля во французском Экс-ан-Провансе стало возвращение на оперную сцену легендарного театрального режиссера Патриса Шеро, который сейчас предпочитает снимать кино. Вместе со своим сценографом Ришаром Педуцци и замечательным дирижером Даниэлем Хардингом Шеро взялся за оперу Моцарта "Так поступают все".
Изумительно играл Хардинг. Аутентично, но не экзальтированно, словно подбирая каждую фразу и вплетая ее в тончайшую оркестровую ткань. Это скольжение завораживало, но веселья в нем было чуть.
Спектакль играли под открытым небом - во дворе архиепископского дворца (ныне театра Л'Аршевеш) - и начинали засветло. Открывшийся занавес обнажал весьма прозаическое закулисье с небрежно оштукатуренной задней стенкой с итальянской надписью, веревками, подъемниками, зелеными светящимися табличками "выход", служебными балконами. Шеро явно настаивал на идее театра в театре, но только этот внутренний театр был какой-то грустный, не праздничный. От него хотелось закрыться - навесить обычные декорации - с морем и кипарисами, только бы эта освежеванная сценическая коробка больше не мозолила глаз.
Зато костюмы героев - особенно мужеского полу - были вполне традиционны. Камзолы, треуголки, кружевные манжеты. Сестры же носили условно старинные платья - Дорабелла (Элина Гаранча) - зеленое, Фьордилиджи (Эрин Уолл) - пурпурное. Но их нахождение на сцене было временным - все действие происходило в буквальном смысле на чемоданах, сундуках, наспех расстилаемых челядью ковровых дорожках, а то и вообще - посреди зрительного зала.
И все же ничего похожего на режиссерскую концепцию в ее современном понимании Шеро не предъявил. Предпочел намеки лобовым атакам. Как и положено, две сестры на спор проверялись на верность своими женихами, которые переодевались турками и менялись дамами.
Уверен, что большинство американских туристов, приехавших в Прованс проветриться и заодно послушать оперу, так и проглотили этот спектакль-конфетку, не разжевав ее горькой начинки. Ведь все актеры балансировали на грани буффонады и пронизывающего до мурашек психологизма, который то и дело просвечивал сквозь изящные гэги. То вдруг Руджеро Раймонди (Альфонсо) так пристально и грустно посмотрит на своих молодых друзей, что мурашки по коже, то вдруг прожженная служанка Деспина (Барбара Бонни) вдруг замрет и заслушается пронзительной и грустной теноровой арией и польется вдруг на нее с колосников теплый и мягкий желтый свет.
Когда четверо влюбленных прощались, провожая Гульельмо (Стефан Дегут) и Феррандо (Шон Мэтей) на фронт, выяснялось, что при всем своем обожании молодые люди просто дотронуться боятся до своих невест, и всю инициативу тем приходится брать в свои руки. Зато в качестве турков, выполняя условия пари, те же юноши вынуждены были быть куда более смелыми и настойчивыми. Играя в любовь (девушки тоже принимают ухаживания экзотических поклонников как бы понарошку), все четверо исследовали собственную пробудившуюся сексуальность.
А закончилось все и не бутафорским счастьем, которое декларирует Дон Альфонсо, и не трагедией, которую часто вчитывают режиссеры-концептуалисты. Шеро оставил всех четверых в растерянности, в неустроенной и голой сценической коробке, рядом с чемоданами и любопытной челядью, которая пристально наблюдала всю интригу с балкончиков. И растерянность эта была куда более невыносимой, чем любая определенность. От нее хотелось спрятаться или же обвинить режиссера в беспомощности, в усталости или творческом кризисе. И опять, как 30 лет назад, вместе с овациями Шеро получил столь же громкие возмущенные booooo.
известия: Почему вы сделали такой большой перерыв в опере?
Патрис Шеро: Я не ставил оперу 12 лет. Я просто не мог - поскольку в этот момент вышла на экраны "Королева Марго" и я ездил по всему миру с показами. С той поры я стал делать 4-5 картин одновременно.
известия: Почему вы согласились на предложение поставить Cosi?
Шеро: Мне было очень интересно поработать с Даниэлем Хардингом, я впервые услышал его в Экс-ан-Провансе, когда он дирижировал "Поворотом винта".
известия: Довольно странный мотив - никогда не слышал, чтобы режиссер был настолько заинтересован в работе с дирижером.
Шеро: Режиссер и дирижер должны сплавиться в единый аккорд - иначе выйдет хаос. Для меня всегда этот момент был наиболее важным, и мне очень везло и когда я работал с Пьером Булезом, и когда это был Даниэль Баренбойм.
известия: В вашей интерпретации Cosi получился феминистским спектаклем - девушки, несмотря на измену, выглядят у вас куда более привлекательными, нежели юноши...
Шеро: Но они же главные героини - даже в названии речь ведь идет о женщинах, заметьте, не о мужичинах. И потом парни в этом сюжете порой ведут себя глупо, а вот девушки - ни разу.
известия: В одном из своих интервью вы вскользь помянули имя Месмера, чьи опыты повлияли на вашу интерпретацию - каким образом?
Шеро: Как вы знаете, имя Франца Месмера в шутку упоминается в либретто. Но я уверен, что это сделано намеренно. Моцарт близко знал Месмера и был знаком с его теориями. А ведь Месмер был первым, кто стал экспериментировать с гипнозом и с теми неконтролируемыми чувствами, которые есть в каждом человеке. От него идет линия к Шарко и даже Фрейду. И сюжет оперы Моцарта именно об этом - в процессе интриги все участники открывают в себе неизведанные страсти.
известия: Я заметил, как Руджеро Раймонди - в прошлом знаменитый исполнитель партии Дон Жуана, обращаясь к служанке Деспине, называет ее Церлиной (а это персонаж из "Don Giovanni"). Вы считаете, что Дон Альфонсо - это такой ненаказанный Дон Жуан?
Шеро: Руджеро просто оговорился. Мне кажется, что Дон Альфонсо живет куда более интересной жизнью, нежели Дон Жуан. Он и о женщинах знает больше, чем Дон Жуан, поэтому он не хочет ничего доказывать своим молодым друзьям, поскольку знает точно, чем это кончится. Хотя в начале я прикидывал возможность сделать из этого героя состарившегося Дон Жуана, но потом отказался от этой затеи.
известия: Как вы будете решать проблему с декорациями - ведь вы везете этот спектакль в Париж в сентябре?
Шеро: Как поступим? (Ухмыляется.) Возьмем с собой.
известия: Но ведь вы используете реальное закулисье местного театра, а в Париже оно совсем другое...
Шеро: (Смеется.) Нет. Это все построено. Мне хотелось, чтобы зрители думали, что это реальная арьерсцена театра Л'Аршевеш, но на самом деле это копия сценического пространства неаполитанского театра, в котором мы как-то работали вместе с Ришаром Педуцци. А на самом деле за сценой стоит фонтан, а за ним - дворцовая стена.
известия: Ваше "Кольцо Нибелунгов" 1976 года критики называют границей между старой - примадоннско-нафталинной оперой и эпохой активной и провокационной режиссуры. Вы гордитесь или жалеете, что открыли эту дверь?
Шеро: Дверь-то я открыл, но немногие туда вошли. Все используют лишь провокации, которые я сделал в "Кольце", но мало кто работает с певцами как с актерами, выстраивает драматические образы. Все уцепились за возможность менять эпохи, переписывать сюжеты - но чаще всего это превращается в демонстрацию режиссерского эго, а это скучно. Так что дверь все еще остается открытой.
известия: Это правда, что после премьеры вагнеровского "Кольца" вы издали книгу с комментариями вашей концепции?
Шеро: Да, была такая книга.
известия: После нее спектакль стали принимать лучше?
Шеро: Нет, поскольку он уже сошел со сцены.
известия: Считается, что режиссеры не должны пояснять зрителю то, что они хотели сказать...
Шеро: А мне кажется, что должны. Я бы, может, издал такую книгу и по того, что я на самом деле хотел сказать в "Так поступают все".
известия: Вы хотите что-то объяснить тем, кто кричит "boooo"?
Шеро: Нет, я пишу для тех, кто был заинтересован моей работой.
известия: Меня очень удивили эти недовольные крики на "Cosi" - спектакль ведь совсем не вызывающий и не провокационный.
Шеро: Мне тоже интересно, почему они кричали, - если встретите тех, кто кричал "boo", спросите, что его так покоробило, и расскажите потом, хорошо? Хуже, когда пишут, что разочарованы или что я подошел к работе спустя рукава. А когда люди в ярости - это хорошо.
известия: Вы когда-нибудь думали поставить фильм-оперу?
Шеро: Много раз. И каждый раз отказывался, поскольку это несовместные жанры. В кино любую сцену можно начать не сначала и оборвать на полуслове. А в опере нужно пропеть все - и никуда от этой линейности не деться. Но кино куда более концентрированно - там есть возможность и задать вопросы, и ответить, а в опере мы только успеваем дать ответы (вздыхает)... даже если вопросы нам самим еще не очень ясны.
известия: Вы будете в ближайшее время опять ставить оперу?
Шеро: Не очень скоро и только одну. Это будет "Из мертвого дома" Яначека. Единственная опера в мире, написанная на сюжет Достоевского. Я ведь недавно был в Москве - всего на один день. Было очень странно и здорово стоять на московской сцене и читать Достоевского по-французски.
Переиграли "всех"
Cosi fan tutte в постановке Патриса Шеро
Центральным событием фестиваля во французском Экс-ан-Провансе стало возвращение на оперную сцену легендарного театрального режиссера Патриса Шеро, который сейчас предпочитает снимать кино. Вместе со своим сценографом Ришаром Педуцци и замечательным дирижером Даниэлем Хардингом Шеро взялся за оперу Моцарта "Так поступают все".
Изумительно играл Хардинг. Аутентично, но не экзальтированно, словно подбирая каждую фразу и вплетая ее в тончайшую оркестровую ткань. Это скольжение завораживало, но веселья в нем было чуть.
Спектакль играли под открытым небом - во дворе архиепископского дворца (ныне театра Л'Аршевеш) - и начинали засветло. Открывшийся занавес обнажал весьма прозаическое закулисье с небрежно оштукатуренной задней стенкой с итальянской надписью, веревками, подъемниками, зелеными светящимися табличками "выход", служебными балконами. Шеро явно настаивал на идее театра в театре, но только этот внутренний театр был какой-то грустный, не праздничный. От него хотелось закрыться - навесить обычные декорации - с морем и кипарисами, только бы эта освежеванная сценическая коробка больше не мозолила глаз.
Зато костюмы героев - особенно мужеского полу - были вполне традиционны. Камзолы, треуголки, кружевные манжеты. Сестры же носили условно старинные платья - Дорабелла (Элина Гаранча) - зеленое, Фьордилиджи (Эрин Уолл) - пурпурное. Но их нахождение на сцене было временным - все действие происходило в буквальном смысле на чемоданах, сундуках, наспех расстилаемых челядью ковровых дорожках, а то и вообще - посреди зрительного зала.
И все же ничего похожего на режиссерскую концепцию в ее современном понимании Шеро не предъявил. Предпочел намеки лобовым атакам. Как и положено, две сестры на спор проверялись на верность своими женихами, которые переодевались турками и менялись дамами.
Уверен, что большинство американских туристов, приехавших в Прованс проветриться и заодно послушать оперу, так и проглотили этот спектакль-конфетку, не разжевав ее горькой начинки. Ведь все актеры балансировали на грани буффонады и пронизывающего до мурашек психологизма, который то и дело просвечивал сквозь изящные гэги. То вдруг Руджеро Раймонди (Альфонсо) так пристально и грустно посмотрит на своих молодых друзей, что мурашки по коже, то вдруг прожженная служанка Деспина (Барбара Бонни) вдруг замрет и заслушается пронзительной и грустной теноровой арией и польется вдруг на нее с колосников теплый и мягкий желтый свет.
Когда четверо влюбленных прощались, провожая Гульельмо (Стефан Дегут) и Феррандо (Шон Мэтей) на фронт, выяснялось, что при всем своем обожании молодые люди просто дотронуться боятся до своих невест, и всю инициативу тем приходится брать в свои руки. Зато в качестве турков, выполняя условия пари, те же юноши вынуждены были быть куда более смелыми и настойчивыми. Играя в любовь (девушки тоже принимают ухаживания экзотических поклонников как бы понарошку), все четверо исследовали собственную пробудившуюся сексуальность.
А закончилось все и не бутафорским счастьем, которое декларирует Дон Альфонсо, и не трагедией, которую часто вчитывают режиссеры-концептуалисты. Шеро оставил всех четверых в растерянности, в неустроенной и голой сценической коробке, рядом с чемоданами и любопытной челядью, которая пристально наблюдала всю интригу с балкончиков. И растерянность эта была куда более невыносимой, чем любая определенность. От нее хотелось спрятаться или же обвинить режиссера в беспомощности, в усталости или творческом кризисе. И опять, как 30 лет назад, вместе с овациями Шеро получил столь же громкие возмущенные booooo.
Читайте также
Комментарии
Поделиться:
Прямой эфир
Подпишитесь и получайте новости первыми
