Отар ИОСЕЛИАНИ: "Я не балерина, чтобы находиться в центре внимания"

В Риге завершился международный фестиваль "Арсенал", посвященный 70-летию режиссера и сценариста Отара Иоселиани, который приехал на фестиваль почетным гостем. C ОТАРОМ ИОСЕЛИАНИ встретился корреспондент "Известий" МАТВЕЙ ГЛЕБОВ.

- Человек, не заподозренный в нарциссизме, видимо, должен испытывать некоторую неловкость оттого, что ему посвящен международный кинофестиваль?

- Знаете, я действительно не балерина, чтобы находиться в центре внимания, но особой неловкости не ощущаю. Дело все же не во мне, а в самом грузинском кино, которое смотрят молодые люди другой страны, не представлявшие, наверное, кто такие Кобахидзе, Баблуани, Квирикадзе, Иоселиани. Кстати, в программе здесь вместе с фильмами, снятыми в советский период, показали и картину "Последний страх" успешно работающего в Германии Дито Цинцадзе, у которой удачно сложилась фестивальная судьба за последний год. Грузинские мелодии, текст на плакатах и даже билетах, часы, фиксирующие тбилисское время, звучащее с рекламных роликов "гамарджоба!" - все это ведь не ради Иоселиани, мы можем быть только благодарны "Арсеналу" за такое внимание к грузинскому кино.

"Трудно было стать в СССР более популярным, чем когда тебя запрещали"

- А что скажете о памятной доске на доме постоянного офиса "Арсенала" в Старой Риге с латышским и грузинским текстом о том, что, проходя здесь, остановился и выпил стаканчик "Ахашени" Отар Иоселиани, да еще со скворечником рядом, откуда трижды в день раздается грузинское песнопение из вашего "Дрозда"...

- А что тут сказать, нет слов. Я и впрямь провел какое-то время в мансарде этого дома. Приехал тогда в Ригу делать субтитры для "Пасторали", которую запретило Госкино. При мне была копия фильма, и, несмотря на запрет, ее восемь раз показали в рижском Доме кино, даже вышли рецензии в местной прессе. Было чему сопротивляться, и, казалось, все мы тогда были вместе, а может, в Латвии и в ту пору существовал какой-то особый микрокосмос. Для меня это выглядело огромной духовной поддержкой. Идеологические начальники, занятые расшифровкой режиссерских идей, очень хотели обнаружить в "Пасторали" что-то антисоветское и нашли там то, чего не было. Но трудно было стать в СССР более популярным, чем когда тебя запрещали. Но вот после "Пасторали" было вполне определенно сказано, что в советском кино мне больше делать нечего.

- Жалеете о той поре?

- Мне иногда жаль, что она кончилась. Советский кинорежиссер - это была увлекательнейшая профессия. Нужно было виртуозно исхитриться сделать так, чтобы заявка сценария, утвержденная коллегией Госкино, к завершению съемок фильма оборачивалась бы чем-то совершенно иным. Надо полагать, эти обстоятельства оттачивали мастерство. Да и люди, которые запрещали, они ведь обычно уважали нас, любили давать советы, порой весьма толковые, особенно в житейском смысле, и словно бы втихомолку подмигивали: дескать, и мы вместе с вами. Не только мы, они тоже были жертвами системы. Если помните, среди запрещенных оказалась тогда и очень интересная картина Кончаловского про Асю-хромоножку. Иное дело, он на этом не остановился и стал снимать дальше разное безобразие. Не забывайте, ему всегда была гарантирована поддержка автора гимна Советского Союза - страны, где все мои фильмы лежали в дальнем углу полки, и в этом смысле могу считать себя рекордсменом.

"Делец от кинематографа Бессон снял римейк "Фанфан-Тюльпана". Ну и зачем, все равно же получилась дрянь"

- В беседе два года назад на вопрос, не намечается ли каких-то совместных проектов с российским кино, вы довольно резко ответили, что хотите, чтобы я имел дело с этими бандитами... К осени 2004 года отношение не изменилось?

- А что могло измениться? Всем же известно, после 6 лет от роду человек с трудом меняется, тем более - после 45. Если задача не допустить сдачу позиций, не подвести людей, которые тебе верят. Так как я глубочайшим образом грузин, буду стараться продолжать возводить некий духовный мост между теми людьми, которые уже ушли от нас, и нынешними зрителями.

- Но пролеты моста для режиссера, согласитесь, главным образом его фильмы. Вы же ничего не сняли...

- После "Утра понедельника" я находился в некотором замешательстве, потому что сочинил некий опус, который собирался снимать, но затем уничтожил. Не хотел бы говорить о причинах. Сейчас написал другой, надеюсь, месяца через три-четыре начну снимать. Чем дольше живешь на свете, тем ответственнее относишься к каждому шагу. Делать то, что уже раньше делал, невозможно, а чтобы делать то, чего еще не делал, важно собраться с мыслями, крепко почесать затылок. Новый фильм требует очень долгих раздумий. Это будет вовсе не продолжение "Утра понедельника" - я сделаю картину о том, что, каким бы беспощадным и идиотским ни был окружающий мир, лучше не терять время на его переустройство, а просто жить. Я не хочу изменить мир, скорее - шаг за шагом подниматься на свою гору. Главное - смотреть не вверх, а себе под ноги, даже если это звучит не так поэтично, как хотелось бы. Возможность добраться до вершины есть только при условии, когда смотришь, куда ставить ногу на следующем шаге.

- А как же борьба со злом?

- Я бы ответил так: анализировать безобразия, которые могут происходить в помутившемся сознании людей, - не задача художника. Есть наши житейские размышления о дикой природе человека, государства, мироустройства, но вряд ли я когда-нибудь стану снимать об этом. Преступник не является предметом искусства, для меня это очевидно. Лучше делать фильм о том, что человеку суждено прожить одну-единственную жизнь, в которой ему не следует становиться преступником. Если снимать картину о зле, получится коммерческое кино, о предназначении же человека - авторское.

- Для этого подходят и новые технологии, появляющиеся у кинематографа едва ли не ежегодно?

- Они появляются потому, что инженеры не могут остановиться и постоянно изобретают новое. К новым средствам, на мой взгляд, нужно подходить с той же ответственностью, с какой мы относились к пленке, когда дрожа склеивали ее ацетоном. У нас были великолепные операторы - тот же Москвин, в Грузии - Высоцкий, Пааташвили, и то, что потеряна культура фотографии черно-белого цвета, искусства светотени, конечно, скверно. Разве новизна в том, что делец от кинематографа Бессон снял римейк "Фанфан-Тюльпана"? Ну и зачем, все равно же получилась дрянь, хоть ее и посмотрели миллионы тех, кто не видел Жерара Филиппа и Джину Лоллобриджиду.

- Вы, кстати, по-прежнему не снимаете звезд?

- Я ничего не имею против Денев или Бельмондо, но, снимись они у меня, сегодня этих фильмов уже не было бы. Звезды с их традиционным клише опасны для того кино, которым занимаюсь я, поэтому стараюсь их избегать. Наделенные от природы артистизмом непрофессионалы могут дать фильму гораздо больше, незнакомые зрителю лица становятся элементом текста.

"Что, опять о кино! Ну невозможно же... Давай лучше о бабах"

- Если верить министру культуры Георгию Габашвили, грузинское кино сейчас возрождается. Может быть, и вы вернетесь снимать на родину?

- Работать в Грузии пока нельзя. Постсоветская эпоха породила там такое количество воров и мерзавцев, что они разграбили всю студию - оборудование, дома, землю... Восстанавливать надо даже не с нулевой отметки, а с минусовой. Кинотеатры превращены в игорные дома, да если бы этого и не произошло, проекционные установки требуют замены: на новые нет средств, старые только портят пленку. Финансовая поддержка государства столь мизерна, что даже известные режиссеры снимают фильм лет по шесть. Актеры стареют, дети растут, старики уходят из жизни... Я, например, если снимаю три месяца - это уже много, а шесть лет - и представить не могу, проще пустить себе пулю в лоб. И, пожалуй, главная беда - полностью уничтожено среднее звено, те, кто за кадром, но без которых не бывает кино: осветители, монтажеры, бутафоры, звукотехники. Оставшись без работы, они были вынуждены переквалифицироваться в коммерсанты или заняться чем-то иным, не менее почтенным делом. А это значит - кино нет.

Советская власть субсидировала кинематограф потому, что он был средством пропаганды советского образа жизни. Фактически всем ведущим мастерам не удалось избежать этого, что, к сожалению, относится и к Ромму, и к Эйзенштейну, который наделал много безобразий. Из своего парижского далека я могу подсказать путь, проложенный министром культуры при де Голле Мальро, сделавшим французское кино национальным достоянием. Чем больше смотрят в кинотеатрах голливудские фильмы, тем больше отчислений получает французское кино. Государство обязало и телевидение вкладывать деньги в кинематограф и 60% экранного времени отдавать национальной продукции, которая выходит на малый экран через два года после большого. Среди всей дряни, предлагаемой каждому телеканалу, стараются отобрать наименьшую дрянь, и из 120 фильмов вполне возможно выбрать штук шесть. Чем не замечательный путь!

- Нынешняя власть в Грузии не предлагала вам стать министром культуры? Убедили же вернуться в Тбилиси Каху Бендукидзе, Нину Ананиашвили...

- К счастью, подобная идея им не пришла в голову. Я явно не гожусь для такого дела.

- Интересно, какой из фильмов последнего времени произвел впечатление на Иоселиани?

- Что, опять о кино! Ну невозможно же... Давай лучше о бабах.