Новая историческая общность людей

Для довольно очевидного решения о недопустимости открытия "Трансвааля" - по крайней мере сейчас, когда не закончено следствие, не установлены виновные и даже не определена степень опасности пребывания в оставшейся части строения (о моральной стороне дела что уже и говорить) - потребовалась целая неделя. А также публичные заявления уполномоченного по правам человека Лукина и прокурора Москвы Зуева. Это при том, что нам неизвестно, ограничивалось дело одними публичными заявлениями или же были еще и негласные и при этом сильные требования образумиться. Как бы то ни было, решения, очевидного не только с точки зрения и морали, и права, и безопасности, но и с точки зрения интересов столичного руководства, пришлось добиваться от этого самого руководства долго и с явным давлением

Озвучить текст

Выделить главное

Вкл

Выкл

Столичную верхушку пришлось усиленно вразумлять, чтобы она сама себя не гробила.

Суть трансваальской коллизии в том, что, с одной стороны, людям хочется жить и желательно, чтобы чудотворным строителям было неповадно воздвигать новые братские могилы - для чего надо как минимум разобраться с братской могилой уже существующей. Но, как выражался один подельник Александра Ульянова, "если он тово, то и меня могут тоже тово, а это нежелательно, ибо поволоку за собой много народу очень дельного". Интересы очень дельных людей настоятельно предписывали сделать несчастие яко небывшим.

По всей логике вещей столичной верхушке было необходимо всемерное заматывание вопроса. Тянуть, как можно долее, а там кривая как-нибудь вывезет. Что на первых порах и происходило. Причины неясны, и даже владельца "Трансвааля" официально в природе не существует. Все как в Вятской губернии начала 40-х гг. XIX вв. - после того как деньги на строительство казенного здания были раскрадены, написали "Дело о пропаже плана губернского правления и изгрызении оного мышами", и вопрос был закрыт. Время - лучший лекарь.

Однако прошло всего два месяца после трагедии, и даже такое заматывание дела (а как еще быть, когда не хочется садиться?) было сочтено излишней предосторожностью. Было объявлено, что с 1 мая "у нас будут работать бары, рестораны, бани, будут проводиться музыкальные вечера, дискотеки, все, что предполагает веселый отдых". Делать такие анонсы, сознательно привлекая к себе внимание, можно лишь в глубокой уверенности, что уголовный закон не пробудится, потому что он не может пробудиться никогда - как может быть иначе, когда кругом все свои и все можно замазать? Уверенность же базировалась на простой индукции - "так было, так и будет". Методическое и демонстративное уничтожение прежней Москвы ради воздвижения неведомо кому принадлежащих торгово-развлекательных центров; дармовая отдача лучших кусков столичной земли близким родственникам столичного начальства; общая система бесстыдного мздоимства - все это давно имело место и никак не могло свидетельствовать хотя бы о малейшем уважении к обществу, однако же полностью сходило с рук. Многолетняя привычка Бога не бояться и людей не стыдиться порождает соответственную оценку рисков, и почему эту оценку вдруг нужно было пересматривать?

С посторонней точки зрения все-таки нужно, потому что массовая гибель неповинных людей (есть все же разница между "Трансваалем" и периодическим взаимоотстрелом столичных нотаблей) обозначает важную грань, за которой привычное бесстыдство могло вызвать непривычную отдачу. "Кровь - сок совсем особенного свойства".

Отдача действительно последовала, но исключительно от федеральных инстанций, цыкнувших на московское начальство, а вовсе не от общества, которому на уважение к нему по-прежнему наплевать. Граждане, чуждые как рациональному нежеланию подвергать себя пребыванию в месте, расследование по которому даже и не закончено, так и простейшему суеверному страху перед проклятым местом, осаждали кассы "Трансвааля", желая доиспользовать абонемент - деньги плочены. Что до беззаботного веселья, то мысленные картины февральского морозного ада, случившегося здесь, на месте ожидаемого к возобновлению радостного барахтанья, мечту об отдыхе не омрачали. Про столичных начальников можно сказать много хорошего, они того заслужили, но если бы их взгляд на москвичей, как на торгово-развлекающуюся биомассу, с которой можно делать все что угодно, был полностью ошибочен, столица России не стала бы символом чиновной вакханалии. Обезумевшие от безнаказанности начальники и лемминги, рвущиеся веселиться на свежей могиле, - это две стороны одной и той же. Новая историческая общность людей, дорогие мои москвичи.