Накануне открытия в Москве Пасхального фестиваля маэстро Валерий Гергиев подарил питерцам возможность услышать редко исполняемую оперу раннего Шостаковича "Нос" по повести Гоголя.
Конечно, эту оперу непременно стоило поставить. Все, и на Западе и здесь, уже приучены получать из дирижерских рук Гергиева советские раритеты ХХ века. Их охотно записывают и снимают на DVD крупнейшие концерны звукозаписи. Показать всему миру "Нос" - это то, что нужно. Музыка 22-летнего Шостаковича, эксцентричная и жутковатая, просто создана для Гергиева. Пусть и с налета (Гергиев провел самолично всего два оркестровых прогона), маэстро сумел достичь вполне выразительного, если не блестящего результата. Много замечательных певческих работ - начиная от самого майора Ковалева в исполнении молодого Владислава Сулимского или незадачливого цирюльника Эдема Умерова до маленьких cameo-ролей вроде штаб-офицерши Подточиной в исполнении маститой Ларисы Шевченко, ее дочки, блестяще спетой Татьяной Павловской. Тщательность, с которой и мариинские зубры вроде Геннадия Беззубенкова (Доктор), и совсем юные солисты выпевали сложнейшие конструктивистские ансамбли, особенно подкупала именно потому, что оперной звездой эта опера не сделает никого. Единственным, но серьезным недостатком была дикция - в массовых сценах понять текст можно было только с помощью воспоминаний о повести Гоголя и английского перевода на бегущей строке.
Но этой опере, написанной в параллель к великим гоголевским спектаклям Мейерхольда, не обойтись без активной режиссуры. К тому же сам материал - вызывающий и гротескный - вполне позволяет постановщику быть и выдумщиком, и провокатором. Не таков Юрий Александров. Безусловно умеющий создать эффектную сценическую картинку, очарованный оперной искусственностью Александров, пусть и несколько старомодным образом, вполне может "сделать красиво" в "Пиковой даме" или "Дон Карлосе". Но обэриутско-гоголевская эксцентрика - совсем не его жанр.
Вместе со сценографом Зиновием Марголиным и художником по свету Глебом Фильштинским Александров остроумно решает технические задачи - как показать с помощью черной замазки и кинопроекции отсутствие носа на лице, как явить зрителю образ перевернутого на бок Санкт-Петербурга - дома повернуты крышами к зрителю, а брусчаткой - к заднику. Пьяный цирюльник висит в воздухе, а брусчатка на заднике то приближается, то удаляется. Сами дома - сущие трансформеры, у них открываются крыши, словно створки, обнажая то балкон штабс-офицерши, то гигантскую шинель квартального надзирателя. Смешно режиссерски обыгрываются балалайки и домры в партитуре у Шостаковича - на сцене два лихих городовых в рубахах нараспашку бешено наяривают на трех струнах, предваряя появление квартального надзирателя.
Александров бережен к эпохе, и все новомодности у него только в сценографии. Костюмы гоголевских времен. Лишь характерные наполеоновские шляпы у Марии Даниловой вдруг становятся розовыми, имитируя полчища носов. Зато уж в декорациях - полнейший модернизм: хромированная сталь, подсвеченная галогеновыми лампами, проекционный задник, ядовито-зеленые дымы. По-настоящему раздражает лишь хореография - танцующие дворники и извозчики слишком уж сильно напоминают неуместную здесь васильевскую "Анюту".
Спектакль рассыпается на ряд эффектных, но по большому счету бессмысленных картин. Ради чего майор Ковалев лишился носа на два часа, так и не становится ясно. Про что и по что Юрий Александров рассказывает этот забавный анекдот? Зато понятно, откуда взяты многие его мизансцены - "Войцек" Роберта Уилсона - Тома Уэйтса, "Парсифаль" Купфера. Конечно, не заимствования, а общекультурный контекст, "воздух эпохи", но чего ради мы им дышим?
Гергиев в очередной раз поставил на себя самого, на качество мариинских певцов и на удобоваримую, но совершенно не дерзкую режиссуру. Этот ход оправдался и со спектаклями Шарля Рубо, и с Иоганнесом Шаафом. Александровский "Нос", извините за каламбур, тоже не провалится, но запомнится ли?