Творческий вечер знаменитой оперной певицы Елены Образцовой состоялся в Большом театре. В программке, помимо двух верных друзей - Зураба Соткилавы и Маквалы Касрашвили, значилось также интригующее трио Игоря Бутмана, а еще Роман Виктюк, взявший на себя роль постановщика.
Сорок лет сценической деятельности Елена Образцова справляет в течение всего сезона, но не столь пышно как свой недавний юбилей. Вот и на этот раз в зале, заполненном, но не набитом, совсем не мелькали знаменитые лица политиков и звезд шоу-бизнеса, которые в последнее время отчего-то страстно полюбили оперу в варианте стареющего Паваротти и молодящегося Баскова.
Образцова, несмотря на годы, все еще звезда другого - более высокого - класса. Ей по силам быть честной с публикой, несмотря на все шероховатости и вокальные сбои. Конечно, подобные концерты можно было бы назвать своего рода охотой за призраками прошлого. Но в случае Образцовой - охотой, несомненно, удачной.
Пусть арии Любаши и Шарлотты из "Царской невесты" и "Вертера" в исполнении бенефициантки промелькнули незамеченными. Пусть знаменитая Графиня из "Пиковой", на этот раз не сидевшая в кресле, а исполнявшая трясущимися руками старинные па, не вызвала холодной и сладостной дрожи у публики. Зато Кармен была роскошной. Фирменный гортанный рык в "Хабанере" и "Сцене гадания" воскрешал в памяти образцовские триумфы в этой партии двадцатилетней давности. Особой стала и финальная сцена - Зураб Соткилава в роли доведенного до отчаяния Хозе, временами тоже звучал как в добрые старые времена, демонстрируя роскошный тембр своего тенора. Грузинский темперамент заставил Соткилаву метаться по сцене, все время выбирая между партнершей и дирижером - ведь эту партию он не пел много лет. Но даже его старомодные и забавные жесты не потушили эмоционального пожара, разгоревшегося между Кармен и Хозе.
В какой-то момент Образцова вдруг забыла про нелепые драпировки из "Раймонды" и розовый ковролин на полу, про беспомощных виктюковских мальчиков, неумело кривлявшихся телом и голосом, про поскрипывающий и побряцывающий оркестр под управлением Павла Клиничева. "Свободной родилась, свободной и умру". Точка. Ради одного этого момента и стоило придти в тот вечер в театр. А после можно было уходить.
Из всего, что было спето во втором отделении запомнилась лишь оффенбаховская Перикола с "Куплетами признания" и знаменитой "Сценой опьянения". Впрочем, и туалет - певица накинула белый меховой жакет, и огромную опереточную черную шляпу, и чувственное контральто больше подходили по стилю не бедной перуанской танцовщице, а штраусовской веселой вдове.
Не знаю, огорчаться или радоваться тому, что режиссура Виктюка оказалась столь невыразительной. Все, что делал Дмитрий Бозин и его чернокожий напарник, не означенный в программке, вызывало даже не смех, а ощущение жгучего стыда. Благо в паузах между ариями, когда случались эти конфузные приступы режиссуры, можно было отвлечься и закрыть глаза.
В финале на сцене появились музыканты из джазового трио Игоря Бутмана, а Елена Образцова присела на высокий барный табурет и, облокотившись на рояль, запела в микрофон знаменитые джазовые стандарты. Музы с живописного плафона от такой дерзости не падали, но и особых восторгов публика не выражала. Композиции с латинским привкусом боссановы или самбы у влюбленной в Испанию Образцовой выходили явно удачнее, нежели спетые на неуверенном английском стандарты вроде гершвиновского "The man, I love", где певица балансировала на грани цыганского романса. Эту вещь совсем недавно исполняла в Москве Джесси Норман, и у афроамериканской дивы, воспитанной на спиричуэлс и блюзе, разумеется, вышло аутентичнее. Пожалуй, не стоило ради этого джазового эксперимента лишать публику фирменных жгучих "бисов" вроде "Старого мужа" или знаменитых вайлевских танго.