Мещанское счастье

За двадцать три года существования "Декабрьских вечеров" выставки этого музыкально-художественного фестиваля бывали разными - и совершенно замечательными, и проходными. Все зависело от того, сколько шедевров удастся привести из зарубежных музеев. Ведь как ни богаты фонды Пушкинского, самые яркие его вещи - в постоянной экспозиции и всем известны. И часто директору музея Ирине Антоновой удавалось добыть для любимых ею "Вечеров" пару-тройку истинных, московской публикой невиданных шедевров. Поэтому от Пушкинского привычно ждать новогоднего подарка. В этом году он скорее музыкальный, чем живописный. Выбранный исторический период - XIX век - счастливым был для русской и немецкой музыки, но никак не живописи. Композиторов немецкая и русская земля рождала тогда великих, а на художниках - отдыхала. Русскую и немецкую живопись позапрошлого века ценят и любят больше на родине, чем в мире. Что, конечно, не такая уж и беда - отсутствие популярных имен (а в случае со старой живописью популярные - значит великие), конечно, лишает музей длиннющей очереди у входа, но зато не мешает собирать "своего" зрителя, настоящего ценителя живописи. На рекламных полотнищах при входе в музей изображены две картины - "Девушка за шитьем" Ханса и "Швея" Маковского. И это очень правильная иллюстрация концепции выставки - вот так одинаково, с теплотой и нежностью, почти в одно и то же время (в 1861 и 1868 годах) немецкий и русский художники воспевали вечную житейскую ценность - нежных девушек за домашним рукоделием. Десять отличий между этими картинами найти легко, но искать не нужно. Европейская культура и культурная мода полтора века назад была не менее едина, чем в наши глобалистские времена. Прямых сопоставлений на выставке много - два портрета белокурых мальчиков (Иоганна Эдуарда Иле и Василия Тропинина), два сладких семейных портрета (того же Иле и Сергея Зорянко), два городских пейзажа, два изображения мастерской художника и так далее. Живопись бидермайера, воспевающая немецкое бюргерство, была созвучна русской живописи, тоже в определенный период ищущей идеала в приватной жизни. В общем, при развитии капитализма, в эпоху расцвета буржуазии и торжества ее ценностей, развивалось буржуазное искусство, которое эта самая буржуазия и заказывала. Лучшее - враг хорошего. Ограничилась бы выставка в Пушкинском только мещанской живописью, так и попала бы в актуальные экспозиции, прямо в потребность дня. Ведь именно сегодня ценности маленького человека в нашей стране как никогда в силе. От предвыборных политических программ до рекламных телероликов - все рассчитано на массового потребителя, честного обывателя с его установкой на семью, личный покой и естественное желание хорошо жить. Так, как сегодня стремятся угодить простому человеку - избирателю, покупателю и телезрителю, ему не угождали никогда. А началось все тогда, в железном девятнадцатом веке. И живопись того времени очень даже должна нравиться сегодняшнему рядовому зрителю - пухлые девушки, розовощекие мальчики, портреты многодетных счастливых семей с их аккуратно причесанными детьми и упитанным отцом. Причем писали их тогда так гладко и сладостно, что никакому нашему современнику Шилову и не снилось. Так что из выставки в Пушкинском можно было бы сделать настоящий экспозиционный хит и собрать под знамена пусть не великой, но вечно популярной мелкобуржуазной живописи тысячи ее реальных и потенциальных поклонников. Но Пушкинский музей - не телевидение, здесь за рейтингами не гонятся и публике специально не потрафляют, зато чтят правду истории искусств. Поэтому на выставке показали живопись всего XIX века - и параллельный бидермайеру романтизм, и последовавшие за ним реализм, символизм и импрессионизм. Здесь есть и картины Левитана, Серова, Васнецова, Коровина из главных отечественных музеев, и живопись их почти не известных у нас немецких коллег, чьи произведения предоставил десяток германских музеев. От тематического расширения выставка, с одной стороны, явно выиграла - за счет замечательных картин, с другой - стала более академичной. Что, может быть, и не недостаток - когда все отчаянно борются за любовь масс, хорошо позволить себе некоторую независимость от них.