Квадратура собственности

Упование - "Гляжу вперед я без боязни,// Начало славных дней Петра// Мрачили мятежи и казни" - оказалось не вполне точным. Омраченное начало дней способно оказывать не лучшее влияние на дни последующие. Николай I, подавив мятеж 14 декабря 1825 года, до конца дней своих по поводу и без повода употреблял выражение "mes amis de quatorze". Россия давно стала другой, а император все не мог забыть "друзей 14 декабря". Похоже, amis de "Koursk", amis de "Nord-......(O)............Est" и, естественно, amis de Londres занимают не менее важное место в миросозерцании В.В. Путина. Если раздается голос общественности, то ясно - что прогрессивной, и ясно - что истерика, ибо другим голосом общественность по определению не разговаривает. Чтобы общественность, не вполне вмещающаяся в определение "путинского большинства", могла быть не прогрессивной и не истеричной, и даже достойной быть выслушанной, - такого не бывает. К травме начала славных дней добавляется головокружение от несомненных успехов, достигнутых властью в результате проведения жесткой политики вообще и жесткой борьбы с истерикой в частности. Усмирение бандитов, укорачивание Гусинского и Березовского, выстаивание России в дни "Курска" и "Норд-Оста" - бесспорные заслуги президента. Но подход, продемонстрированный властью в ходе названных кризисов, мог быть воспринят ею как универсально применимый - а кризисы могут быть более разноприродны, чем это кажется. Особенность доселе преодолевавшихся кризисов в том, что способы их решения были в принципе понятны и поддавались однозначному формулированию. Шантажиста - убрать, бандитов - мочить, на уступки террористам - не идти, ибо это смерть. И главное - держаться во что бы то ни стало, когда идет кампания на снос государственной власти как таковой. Это что-то вроде врачебных предписаний, в которых - особенно когда речь идет о лихой болезни - нет ничего приятного, но хотя бы понятно, что надо делать. Другая особенность прежних кризисов была в том, что накат осуществляли внешние по отношению к государству силы, а оно - как могло - отбивалось, выступая в союзе с обществом. Сегодня накат идет с другой стороны - со стороны агентов государства либо лиц, желающих говорить от имени государства. Умение окорачивать накат извне - это одно, усмирять накат, идущий изнутри, - это другое и более сложное дело. Но главная проблема все же в том, что ясной и внятной идеи, что со всем этим делать, в отличие от прежних казусов не просматривается. И дело здесь не в чьей-то интеллектуальной недостаточности - признаком такой недостаточности является как раз убежденность в наличии простого решения проблемы, - а в том, что проблема итогов приватизации быстрого и внятного решения объективно не имеет. Это квадратура круга, циркулем и линейкой (то есть одними лишь параграфами закона) в принципе не решаемая. Нынешнее неукоснительно-избирательное применение закона создает прецедент для полного произвола. Неукоснительно-всеобщее его применение означает паралич собственнических отношений вообще. Об амнистии легко говорить, но куда труднее дать юридические формулировки. "Амнистия по всем приватизационным сделкам, не сопровождавшимся насилием" - как это понимать? Сделать юридическим фактом насилие или угрозы насилием, имевшие место семь лет назад, малореально, если только не прибегать к упрощенному судопроизводству. А если прибегать - это опять паралич собственнических отношений. Наконец, тотальная амнистия - было насилие или его не было, все равно - не решает другой проблемы, ибо может быть истолкована не в смысле "Иди и больше не греши", а в смысле прямо противоположном - "Иди и греши теперь уже совсем безбоязненно". Плохо, когда скелеты в шкафу являются главным тормозом, удерживающим от совсем безответственного поведения, но лучше такие тормоза, чем никакие. Когда задача - приноровить крупный капитал к аристократической норме "Мы можем позволить себе все, и именно поэтому мы можем позволить себе лишь очень немногое", одной амнистированностью и прозрачностью хама не сделаешь паном - тут потребны более основательные сдвиги. Задача была бы совсем безнадежной, когда бы не два великих целителя - время и разумные прецеденты, постепенно складывающиеся в устойчивую систему добрых обычаев. Только так можно избыть родовую травму приватизации. Но чтобы выигрывать время, чтобы творить правильные прецеденты и утверждать добрые обычаи, нужно постоянно работать в ручном режиме и в тесном взаимодействии с тем самым обществом, которое сегодня слышит лишь размытые формулы да предупреждения насчет истерики.