От Арама

Судя по переполненному Большому залу консерватории и демократичным аплодисментам между всеми частями, какие только были, можно было констатировать, что хачатуряновская программа Большого симфонического оркестра имени Чайковского принесла много счастья и радости самой простой публике. Но и более искушенные меломаны имели все основания на свою порцию удовольствия. Кому, как не Владимиру Федосееву, постепенно превращающемуся в главного патриарха советской дирижерской школы, знать толк в музыке Хачатуряна, кому, как не ему, находить в ней все тайные смыслы, мастерски задрапированные национальным колоритом? По большому счету, только Федосеев, идеально сочетающий европейскость с аутентичностью, и может сейчас позволить себе подобную программу, не рискуя при этом показаться наивным или занудным. Однако с Хачатуряном у Федосеева заладилось не сразу. Лихо сыграв недолгий вальс из подземного перехода, он перешел к скрипичному концерту, сольную партию в котором исполняла стипендиатка фонда Анны-Софи Муттер, 21-летняя немка с вундеркиндным прошлым - Арабелла Штайнбахер. Все в ней - от броского наряда с ориентальными мотивами до технической безупречности - было хорошо. Но только музыки из тех звуков, что выдавала ее скрипка, никак не получалось. Сочинение Хачатуряна грешит ритмическим однообразием и повторами, и если их не приправить советской сентиментальностью или хотя бы чем-нибудь еще, то получается сборник назойливых этюдов. Первое отделение прошло безо всякого проку. Второе началось со знаменитого любовного адажио из "Спартака", под романтические звуки которого на двух специально повешенных по краям сцены экранах красовался Хачатурян - то дирижирующий, то занимающийся со студентами, то погруженный в глубокую композиторскую думу (в этот момент в музыке адажио и вправду происходило что-то очень драматическое). Монтаж фото и кинохроники был сделан с любовью, но абсолютно неромантический и комичный в данной ситуации вид полноватого, довольного жизнью армянского маэстро эта любовь никак не компенсировала. Ситуацию полностью изменили два последних и лучших номера программы - виолончельный концерт с солирующим Денисом Шаповаловым и симфоническая сюита из балета "Гаянэ". Если в Арабелле Штайнбахер угадывается франтовство ее патронессы Муттер, то победитель прошлого конкурса Чайковского Шаповалов явно оглядывается на харизматичность молодого Ростроповича (на которого он даже и внешне стал похож). В его исполнении виолончельный концерт оказался напряженным, импульсивным, рвущимся в клочья от каких-то неведомых страданий сочинением, в котором даже можно бы было заподозрить влияние виолончельных концертов Шостаковича, будь они написаны несколькими десятилетиями раньше. Решающий удар нанесла заключительная сюита из "Гаянэ", точнее, два последних оглушительных номера - "Лезгинка" и "Танец с саблями". Здесь наконец Федосеев остался с Хачатуряном один на один, и уже ничто - ни аккуратная немецкая скрипачка, ни советские фотоархивы, ни призрак Шостаковича с Ростроповичем - не мешали ему передать дикое и простодушное обаяние армянского самородка, научившегося, на радость советской власти, излагать его с помощью симфонического оркестра и классических музыкальных форм.