Лепта вдовицы

С тем, что судьба А.Д. Сахарова была уникальна, согласятся и сколь угодно непримиримые враги покойного академика. Быть одним из ведущих создателей сверхдержавной мощи СССР, чтобы затем стать этой мощи упорным оппонентом и превратиться в символ неприятия советского строя - таких прецедентов история не знает. К несчастью, беспрецедентность судьбы не оставила Сахарова и спустя тринадцать с половиной лет после его кончины. Ибо демарш вдовы А.Д. Сахарова Е.Г. Боннэр против признательных почестей покойному мужу, выразившихся в установке ему памятника в родной стране, - таких прецедентов история тоже не знает, этот - первый. Проще всего было бы объяснить прецедент особым душевным настроем Е.Г. Боннэр, благо она сама к тому дает немало поводов. Усматривая в установке памятника в С.-Петербурге, а равно и в поименовании площади именем Сахарова "хамское отношение к авторскому праву (чьему? кто автор? - М. С.) на имя Сахарова" и цитируя в связи с памятником покойному мужу "Юбилейное" Маяковского: "Заложил бы динамиту - ну-ка, дрызнь!", вдова академика исходит из идеи своего столь абсолютного копирайта на все, имеющее какое бы то ни было отношение к имени Сахарова, что тут и спорить непонятно о чем. Авторское право Е.Г. Боннэр на имя Сахарова - куда уж plus ultra. Но кроме бостонского nec plus ultra, могущего быть объясненным - выразимся помягче - разными способами, есть две реальные проблемы, о которых наше общество вообще не думало, а теперь в связи с демаршами вдовы они вышли наружу. При коммунистах не возникало вопроса о том, до какой степени ближним покойного принадлежит его имя и до какой степени они вправе выступать против спекуляций на нем. Точно так же и вопросы монументальной пропаганды рядовых граждан (в том числе и родственников пропагандируемого) нимало не касались - партия сама решала, кому какое имя принадлежит, кому памятники ставить, ибо абсолютный копирайт на все сущее и бывшее был у нее и только у нее. Когда исчез носитель абсолютного копирайта, все эти проблемы стали нуждаться в каком-то решении, скорее всего даже не законодательном, ибо материя слишком тонкая и вряд ли поддающаяся однозначному регулированию - но хотя бы на уровне общественного мнения, хотя бы на уровне частичного различения, что можно, а что нельзя, что прилично, а что неприлично. Причем пропись должна была касаться обеих сторон - и общества с государством, и родственников, ибо опыт показал, что не лучшим образом себя все вести умеют. Принцип достойного увековечения памяти может быть довольно простой. Уже само решение об увековечении предполагает, что человек, память которого решено почтить, ipso facto не принадлежит ни государству, ни каким-либо политическим силам и течениям, ни пережившему супругу или еще более дальним родственникам - а только истории и вечности. В силу чего всякие попытки приватизации человека, принадлежащего истории, всякое покушение на монопольное владение и распоряжение памятью покойного выглядят отталкивающим образом, с чьей бы стороны они ни исходили. История есть общее, а не частное достояние. Бесспорно, родственники (да и не только родственники) вправе выразить свое неприятие, когда покойного используют для дел странных и соблазнительных (говорят, что Н.К. Крупская была совершенно не в восторге от затеи с мавзолеем). Если бы "Идущие вместе" объявили себя юными сахаровцами или же правительство г. Москвы объясняло свою охоту на брюнетов желанием претворить в жизнь заветные идеи покойного академика, это могло бы быть поводом для самых резких и самых обоснованных демаршей. Впрочем, когда в ходе информационных войн именем Сахарова клялись сливные бачки, на которых пробы негде ставить, это отнюдь не вызывало той гневной реакции, что наблюдается сегодня. Однако никаких таких попыток корыстного и недобросовестного использования сахаровского имени ни со стороны власти, ни со стороны общества и политиков не наблюдается. Налицо всего лишь смиренная попытка отдать дань памяти и уважения достойному мужу, сыгравшему важную роль в пробуждении общественного сознания в России - хоть бы и не все его идеи прошли испытание временем (а какие все прошли?). Попытка эта тем более важна сегодня, когда Россию захлестывает ревизионизм, изображающий подсоветскую жизнь в красках, чрезмерно розовых даже для описания Небесного Иерусалима. В ту же копилку ревизионизма легла и увесистая лепта вдовицы, ибо претензии на абсолютный копирайт делают для памяти о покойном то, что не сумели бы сделать и худшие враги.