2003 год пройдет в столице под знаком Зураба Церетели. 4 января один из самых известных широкой публике и плодовитых художников Москвы отметил свой 69-й день рождения и сразу после пышного грузинского застолья стал готовиться к юбилею. Центр подготовки - дом на Большой Грузинской, 13. Занимающий полквартала старинный особняк - вмещающий в себя мастерскую, квартиру и даже небольшой парк скульптур - когда-то принадлежал предкам Зураба Церетели. Вход в мастерскую охраняют гигантский клоун и белоснежная Фемида с весами. Во дворе - медведь с Манежной площади, мозаики цветного стекла и множество копий разных работ мастера. Проходя мимо, он ласково их поглаживает. На первый взгляд предельно добродушный и гостеприимный, Церетели искренне переживает, что его искусство так часто и язвительно критикуют, но находит в себе силы не сосредоточиваться на этом. Он много зарабатывает и много дарит. Он дружит с властью и считает, что для художника это не зазорно. Таким увидели Зураба Церетели корреспонденты "Известий", поздравив его с днем рождения.
"Дома я только сплю"
- Кто для вас главный человек в жизни?
- Бабушка для меня очень важный человек была. И вообще - женщины моей семьи. Они все хорошее образование получали, все в Санкт-Петербурге учились. Грузины тогда медицине учились в Германии, юридическое образование получали в Англии, а гуманитарное - в Питере. Моя супруга была Андроникова. Ее тетя Лиля Андроникова жила в Санкт-Петербурге. Рассказывала мне, как они, когда началось революционное движение и появились люди в черных рубашках, все переехали Москву, а отсюда уже, через Грузию в Турцию, - в первую эмиграцию. Она красавица была, а Андроников был правой рукой де Голля. Она мне показала тайное письмо де Голля: "Вы помните, как мы танцевали и я говорил вам, какая у вас красивая шея..." Я спросил: "Тетя Лиля, он не целовал вас в шею?" Она та-ак на меня посмотрела...
- Вам самому не приходилось совершать глупости из-за женщин?
- Конечно приходилось. Когда я увидел свою жену. Это было в Тбилиси. Я шел пешком из Академии, в кармане были грязные кисти. И вдруг вижу - две девушки идут, энергично так. Хвостик, белая куртка, нос греческий... Прошли, я стою, они - ноль внимания. Потом товарищ пригласил на день рождения - судьба, видно. Пришел с опозданием. Вижу - на стуле стоит та девочка и стихи читает по-русски. Я тогда русский совсем не знал. А она по-грузински плохо говорила - родителей расстреляли в 37-м году и воспитывал ее Смирянин, был такой народный артист СССР из театра Грибоедова в Тбилиси (если вы помните, в "Человеке-амфибии" играл, такой старый, красивый). Да. Читает стихи, все аплодируют. Тогда я пригласил ее в кино. Она с подружкой пришла. Фильм назывался "Тринадцать". Еще раз пригласил - она с двумя подружками пришла. Я сказал - буду приглашать, пока до тринадцати подружек не дойдем... Смеялись.
- Вы прожили сорок лет вместе с супругой. Тяжело без нее?
- Каждая мелочь у меня дома напоминает о ней. Супруга болела шесть лет, это выработало у меня особое внимание (я вообще по натуре внимательный) к семье, к дому... Но знаете, я поймал себя на том, что все внимание, которое я отдавал ей, сейчас перешло на Академию. Дома я только сплю, днем - или в мастерской, или в Академии, или в музее. Вся жизнь у меня теперь там.
- Как вы отдыхаете? Говорят, вы очень мало спите...
- Один - никогда... Шутка. Джина Лоллобриджида, когда я принимал делегацию, меня спросила: "Вы что, никогда не спите?" Я сказал: "Один - никогда". Все начали смеяться. А у нее был режим: в девять часов домой - и спать. Все поднимаются, ее провожают, и она бросает мне: "Ну, куда идем?" Я рот открыл и не мог ничего сказать. Потом злился на себя...
- Неужели не нашли что ответить?
- Растерялся, ничего не мог придумать. А недавно Никита Михалков позвонил, сказал, что она приезжает и хочет со мной встретиться - она занимается скульптурой и собирается делать выставку. Я ее приму в музее на Петровке, подниму хороший шум.
- Теперь заранее подготовите место, куда поехать вечером...
- Нет уже, теперь не поедем. Постарели все.
- Вы свои годы чувствуете?
- Пока нет. Вот сегодня торопился к вам, не пошел в мастерскую, но немножко гимнастику сделал, бегом позанимался, поднял штангу, принял горячий-холодный душ и прибежал к вам. Пока - живой.
"Дон-Кихота тоже никто не любил"
- Москву в последнее время все чаще сравнивают со Стамбулом, с Ашхабадом. Вы здесь живете с 1964 года, вам нравится, как меняется облик города?
- Милые, дорогие... Конечно нравится. Я же знаю, откуда эта фраза идет про Стамбул. От людей, которые имеют звание архитектора, но карандаш в руках держать не умеют, рисовать не умеют. Они себя защищают, свою профессиональную неполноценность. А ведь какие вещи в Москве делаются...
- Кстати, насчет того, что в Москве делается. Какова судьба вашей хрустальной часовни? Когда она появится на Манежной площади?
- Ой, сложный вопрос. Дорого стоит такая вещь: хрусталь, оптика, нержавейка. Но иначе нельзя. Если восстановить часовню Александра Невского, какой она была - из черного чугуна, то она весь Кремль закроет. А хрусталь просвечивает: ночью горит, днем дает рефлекс от неба, от движущихся машин. Красиво. Хрусталь на восемьдесят процентов отлит. Но у города нет денег на окончание работ. Очень плохое финансовое положение. Работать продолжаем, посмотрим.
- А вам не кажется, что хрустальная часовня не очень будет сочетаться с вашими же произведениями - фигурками зверей, которые уже стоят на Манежной площади? Эклектика, конечно, в Москве процветает, но перебора не боитесь?
- Нет. Всё, что красиво, - не перебор. Люди будут гулять с детьми, любоваться. Вон сейчас на Манежной сколько народу.
- В Москве у вас все в порядке, но вот Питер как-то не принимает - скульптуры там ваши не ставят, предпочитая Шемякина. Говорят, не вписываетесь в строгий классический стиль северной столицы.
- Я не знаю, принимает или нет. У меня была персональная выставка в музее в Питере. В "Пенатах" выставлялся (дом-музей Репина в поселке Репино, под Санкт-Петербургом . - Ред.). Поставил там скульптуру Святого Николая - бесплатно. В Санкт-Петербурге я занимаюсь Академией художеств (Репинским институтом). Недавно закончил ремонт фасада - 45 тысяч квадратных метров, кровли - 25 тысяч метров. Восстановил крест на часовне в Академии, уничтоженный после революции, сейчас заканчиваю Минерву девятиметровую, и весь объем здания будет завершен. И внутри идет ремонт.
- Вот ведь неблагодарные питерцы. А они вас обвиняют в том, что вы из Академии вывезли сотни уникальных картин XVIII-XIX вв. в Москву и возвращать отказываетесь.
- Нет, я объясню! Мы задумали провести серию выставок, посвященную 300-летию Санкт-Петербурга. Мы показываем одну партию работ, около трехсот, если не ошибаюсь, потом другую партию. Я реставрирую эти полотна (если бы вы видели, в каком жутком состоянии они находятся) и показываю. Должны же москвичи и россияне видеть эти произведения! С 22 по 25 января одна из этих выставок пройдет в Выставочном зале Гостиного двора в Москве - с участием Владимира Путина и Алексия II. Весной, накануне 300-летия северной столицы, она откроется в питерском Манеже. Почему этого не хотят? Кто рассылает анонимные письма и кричит, что Зураб забрал все в Москву и не вернул? Это было решено на президиуме Академии художеств вместе с питерскими коллегами. Мы юридически все оформили, по документации. И потом - это наши музеи, дорогие мои, мы что - сельскохозяйственная академия, а Москва - не столица России? Я для общества делаю, я реставрирую из своего кармана. Дон Кихота тоже никто не любил, а он сражался. И я делаю вопреки сплетням. Это удовольствие для меня.
"Лужков ко мне во снах приходит"
- У вас прямые телефоны для связи с Кремлем есть?
- Мне как президенту Российской Академии художеств полагается и первая АТС, и вторая (правительственная связь. - "Известия"). С Касьяновым? Да, могу связаться. С Путиным тоже. Почему нет?
- И часто этим пользуетесь?
- Нет, я никого не беспокою. Они звонят, я - нет.
- Каждый творец по-своему решает для себя вечную дилемму отношений творца с властью. По-вашему, художник должен быть близок к руководителям страны, города?
- Почему нет? Есть такое мнение, что художник должен быть голодным, в грязи жить, в нищете. Ничего подобного. Историю надо знать. Вокруг королей какие художники были? Великие. Тициан, Микеланджело, Веласкес, Гойя - все придворные живописцы. И гордились этим. Или все это плохие художники?
- Вы, похоже, для себя проблему отношений с властью, по крайней мере московской, решили однозначно. Как-то даже сказали, что ради Юрия Лужкова "вверх ногами встанете". Но зачем же так выворачиваться?
- Я вам скажу. Такого хозяйственника, такого доброго человека редко встретишь. А дороги, которые он построил? Как Москва освещена, как люди улыбаются, как витрины сияют. Как можно не ценить человека, который с утра до вечера думает о пенсионерах, ветеранах, духовности в России? Я вижу, сколько хорошего он делает для людей искусства.
- А вот злые языки упрекают городские власти в том, что людям искусства они покровительствуют весьма избирательно - любят, к примеру, Шилова, Глазунова, вас... Пожалуй, сразу и не вспомнишь других имен.
- Слушайте. Я лично сам, своим трудом создал свой музей. Мне никто его не построил. Все куплено и сделано на мои личные гонорары. Не было в Москве музея современного искусства - в Нью-Йорке, между прочим, их восемь, - а теперь есть.
- Вы прислушиваетесь к мнению Юрия Михайловича по поводу искусства?
- Он никогда не критикует художника. Это у него хорошее качество - он не мешает творческим людям.
- А он не обиделся, когда вы его изваяли в виде дворника и футболиста?
- Я и раньше представлял его дворником - человек, который убирает город. А когда узнал, что он в шестнадцать лет дворником работал, еще смелее начал лепить этот образ. А футболист - так он по субботам играет в футбол и на лошади катается. Хороший пример показывает. Многие бизнесмены как сядут в кабинете, так и не могут встать, чтобы свои заводы посмотреть. Вот еще хочу его в третий раз изваять, но пока не знаю, в каком образе. Должен во сне увидеть. Лужков ко мне во снах приходит.
- Вы еще говорили, что образ Путина вас как скульптора волнует. В администрации президента ваш порыв поддерживают?
- А я не спрашивал. Каждый художник в своей мастерской имеет право делать все, что его волнует.
"Я не из тех, кто деньги в подушку прячет"
- У вас много золотых украшений. Вы любите золото?
- Да, оно на меня хорошо действует. Теплое, энергию дает. Вот перстень - он фамильный. Когда супруга уходила из жизни, под подушкой для меня его оставила. На нем, видите, двое изображены - мужчина и женщина. Вот крест (Расстегивает рубашку, показывает старинный, массивный, поразительно красивый крест.), всегда со мной, мне еще бабушка его на шею повесила. Я в шестьдесят четвертом году, когда выезжал за границу, забыл его в декларацию внести и очень боялся, что отберут на таможне. А таможенник так посмотрел, улыбнулся и отпустил. Я был счастлив. Даже ремень этому парню купил - думал, буду ехать обратно, подарю, отблагодарю. Но так и не смог его найти.
- Известно, что вы много работ делаете бесплатно, многое дарите. Считаете себя богатым человеком?
- Да. И скажу почему. Когда ты владеешь мастерством, ты всегда можешь заработать. Я свою живопись на аукционах продаю и вкладываю деньги здесь. Поставил в Лондоне по просьбе Тэтчер скульптуру - человек ломает железный занавес. Они мне дали приличный гонорар. Ну сколько нужно человеку для счастья? Я не из тех, кто деньги в подушку прячет. Для художника, если его пластика понятна всем нациям, рынок всегда открыт.
- В вашем музее много экспонатов, которые вы вернули из-за границы.
- Весь авангард, вся современность там сейчас висит. В Эрмитаже один Малевич, у нас - четыре. Мы сейчас 59 работ забрали из Нью-Йорка - из тех, которые были куплены в России в эпоху бульдозерного искусства, тогда Кеннеди лично выделил на это деньги. Триста работ из Германии, двенадцать - из Израиля, девятнадцать - из Англии.
- Вам город бюджетные деньги выделил? Или эти работы подарили?
- Никто ничего не дарит. Когда на Эйфелевой башне поставили лифты и три демонтированные лестницы решили продать, две купил французский музей. Самую большую, шестиметровую, собирались забрать японцы. Когда мне это сообщили, я тут же вылетел в Париж, к директору Фонда Эйфелевой башни. Он коллекционер. Собирает искусство, живопись. Он мне назначил встречу вечером, занятый был. Сижу я в гостинице, вижу Эйфелеву башню - взял и нарисовал маслом. Вечером понес мокрую картину на встречу. Директор Фонда обалдел: "Ой, такой подарок, не могу, ваше искусство стоит дорого". Я посчитал - лестница эта стоила 640 тысяч долларов. Я сказал: "Лучше я вам дам искусство, картин десять, а вы мне дайте лестницу". Он начал думать: "Через десять лет ваше искусство будет в два раза дороже". И согласился. Я остался в Париже, нарисовал там десять живописных вещей (за его жест я еще одну лишнюю нарисовал) и ему подарил. Теперь эта лестница, одетая в стекло, стоит в музее на Петровке, во дворе.
- А случались у вас в жизни такие моменты, когда приходилось жить от зарплаты до зарплаты?
- Слушай, думаете, сейчас не так живу? Думаете, у меня долгов нет? Ошибаешься. Меня до сих пор спасает бронза, которую я за копейки купил в Грузии, когда закрылся Госснаб, когда в России бронзу не выпускали вообще... Поклонная гора, храм Христа Спасителя, Петр Первый - все из этой бронзы делал. Для Поклонной горы детали в Грузии отливали и грачевским самолетом сюда доставляли. Вот Гоголя для Рима делал бесплатно - думаете, мне государство дало эту бронзу?
- Неужели нет?
- Задушу сейчас... Дорогие, вот по этому надо судить - и за это аплодировать Зурабу. Надо меня узнать и понять, какую радость мне дает творчество, тогда и вопросы будете задавать другие, близкие к искусству, а не к деньгам.
"Я в Уругвае Гагарина поставил"
- Когда поставили в Севилье Колумба, испанцы не протестовали?
- Меня после этого избрали в Испанскую Королевскую академию художеств. Эта нация по-другому смотрит на искусство. Они не дикари.
- А у нас, значит, дикари? Вашего Петра до сих пор поминают, когда хотят покритиковать современную Москву.
- Бросьте. Полно знающих искусство людей, которые о Петре очень хорошо отзываются. А почему критиковали? Да потому что привыкли: привозят скульптуру вождя или колхозника, простыней накрывают, снимают, аплодируют, - всё. И вдруг - появляется рука, труба, образ, решается объемно-пространственная композиция. Это неожиданно было. Я историю изучал. И изваял уже 74 царя и князя российских. Во дворе у меня стоят. Ой, я умирал от смеха, когда меня пытали вопросами: зачем Петр в Москве. А почему нет? Он что, губернатором Петербурга был? Он же царь России, он сорок пять указов выпустил. Недалеко от того места, где памятник встал, его крестили.
- Ваша последняя работа - памятник Гоголю в Риме. Решили взяться за русских классиков?
- Знаете, я взял такой курс, чтобы наших русских классиков не украли - как американцы украли авангардистов. Никто не говорит сейчас, что Баланчин, Бродский были русские. Я поставил в Риме две доски Карлу Брюллову - в его доме и в мастерской, где он создавал "Гибель Помпеи". Также думаю, что наша обязанность - не забывать про Иванова, который написал "Явление Христа народу". В пушкинский юбилей мы во многих государствах поставили Пушкина - недавно было открытие его памятников в Чили, в Аргентине, в Мексике. Я лично создал в Уругвае площадь Толстого и площадь Гагарина.
- Почему Гагарина - в Уругвае?
- Там огромнейшая колония русских, четвертое-пятое поколение эмигрантов. Для них Россия - Толстой и Гагарин. Толстого все проходят в школах, и они так же очень гордятся, что русский человек первый улетел в космос.
- Американцы вас любят?
- Я сделал для Фонда Кеннеди-Шрайвер символ Олимпиады для больных детей, которая проводится каждые четыре года. Перед университетом изящных искусств в Брукпорте поставил огромного Прометея. Безвозмездно. Буш ко мне домой приходил, выбрал этот, как его, "Добро побеждает зло" - монумент, который стоит в Америке. И Колумба, который пока еще лежит, потому что отсюда, из России, помешали его установить. Вот в Испании не успели помешать - там Колумб стоит.
- Как помешали?
- Как, как... Написали, что я в Москве голову Петра на туловище Колумба установил. Они обалдели. Они же как дети, всему верят. Губернатор города Колумба, по происхождению белорус, приезжал ко мне с пятьюдесятью горожанами, умолял перенести скульптуру из Майами в его город. Хорошо, я согласился. Вдруг - бах, пресса пишет, будто скульптура из особого стратегического металла и я его буду потом продавать. Конечно, американский белорус испугался.
- У вас нет ощущения, что вас за границей больше ценят?
- Нет, я себя очень хорошо в Москве чувствую, и очень меня здесь ценят. Везде внимание и благодарность от москвичей получаю.
"Чем больше будут нападать, тем больше буду создавать"
- Ваши работы часто ругают за то, что они слишком большие.
- Пойдемте в мастерскую - покажу маленькие работы. Я себя, честно сказать, сохранил как художник, который делает монументальные работы. Синтез скульптуры с архитектурой. Это отдельная философия, опыт, полученный от русских архитекторов, с которыми мы вместе создавали комплексы. Я первый такой комплекс построил в Пицунде. Сикейрос, великий мексиканский художник, приехал и долго не уезжал, все сидел и смотрел, как в цвете я делал объем для другого комплекса - детского парка в Адлере. Сидел и говорил: "Мой педагог Ривера также создавал объемную живопись, но его искусство было злой, а твой искусство - добрый". Когда говорят - ой, это большой, я задаю вопрос: "Если я маленький сделаю, вы будете говорить, что это маленький?" Дайте право художнику, архитектору, профессионалу самому найти масштаб.
- Вы считаете, что художник имеет право вписывать в пространство все что хочет или у людей есть свои права на этот счет? Сейчас москвичи активно выступают против скульптуры Рукавишникова - имеется в виду памятник Булгакову на Патриарших прудах с 12-метровым примусом.
- Огромнейший грех выступать против искусства. Рукавишниковское решение и эта скульптура - очень хорошие. Что значит - не нравится? Профессионалов надо слушать, художественный совет, а он одобрил. Что значит - люди? Откуда я знаю, может, этот человек больной психически? Недалеко от моей галереи живет одинокая женщина, она как услышит музыку, у нее аллергия. Когда собаки лают, луна все же светит. Солнце же не испугался, не стал темный.
- Чего бы вы пожелали себе в новом году?
- Чтобы как можно больше критиковали людей искусства в лице меня. Мне лично это поднимает тонус. Чем больше будут нападать, тем больше буду создавать.
- Откуда силы берете, чтобы противостоять нападкам?
- Я скажу. Я профессионал. Я знаю что делаю. Художник - он наедине с глиной, и никаких аплодисментов. Пока поймут, что он великий, он уходит из жизни. Поэтому не травмируйте художника, он и так трагический человек.
Биография
Зураб Константинович Церетели родился 4 января 1934 года в Тбилиси. Его отец - Константин Иванович - инженер-строитель. Мать - Тамара Семеновна Нижерадзе - домохозяйка. Заметное влияние на ребенка оказал дядя - брат его матери, известный живописец Георгий Нижерадзе. Так что выбором, куда пойти учиться, Зураб не мучился. В 1952 году он поступил в Тбилисскую академию художеств.
С конца 60-х годов молодой художник начал активно работать в области монументального искусства. Ныне монументы Церетели расставлены по всему земному шару: в России, Грузии, на Украине, в США, Великобритании, Франции, Турции, Уругвае и других странах.
В 1999 году Церетели организовал первый в стране Московский музей современного искусства и передал ему собственную коллекцию, содержащую несколько тысяч произведений. В 2001 году открыл в Москве музей "Галерея искусств". Сегодня Зураб Церетели - народный художник СССР, России и Грузии, лауреат многих премий, как российских, так и международных. В Москве среди наиболее известных работ Церетели - монумент "Дружба навеки" (на Тишинской площади), посвященный 200-летию Георгиевского трактата, памятник Петру Великому, мемориал Великой Отечественной войны на Поклонной горе и дизайн внешнего и внутреннего убранства Храма Георгия Победоносца, а также убранство храма Христа Спасителя.
Шесть лет назад ушла из жизни единственная жена Зураба Церетели Инесса. Дочь Елена живет в Москве, растут два внука - Василий и Зураб и маленькая внучка Виктория. Старший внук Василий, получив образование в Нью-Йорке, серьезно помогает деду в Музее современного искусства на Петровке.
Пресс прессы
"..Церетели уже успешно закидал эстетически безграмотную политическую элиту своими колумбами, петрами, бальзаками. Подкованную художественную элиту он купил с потрохами, прослыв ценителем (и щедрым покупателем!) современного искусства - гениальный PR-ход! Ну и где после этого ваши эстетические критерии? В каком суде вы их предъявите?"
"Время новостей"( 22.04.2002)
"..Уже за одно то нужно любить Зураба Константиновича, что он всегда дает больше, чем обещает. О его щедрости по всей академии слагают легенды: приходит, например, к нему бедный заслуженный художник с жалобами на беспросветность и тут же получает - если не мастерскую с заказами, то добрый совет или (слышал не от одного человека) матпомощь прямо из личного кошелька ЗК. ... Да и в среде художественных критиков как-то само собой сложилось к нему спокойно-равнодушное отношение. Нет уже тех памфлетов или обвинений в безвкусице, что расточались Петру Первому. При этом ни размах, ни манера художника не изменились. ... Церетели вообще все делает всерьез и очень искренне. В нем нет подобострастного подхалимажа - он искренне любит Лужкова. В нем нет иронии - он искренне налепливает одну форму на другую, совершенно не соотносясь с пластикой. У него нет фиги в кармане - он искренне дарит что имеет. Оттого, может быть, и скучно."
"Независимая газета"(5.11.2002)
" … О работоспособности Церетели действительно ходят легенды. Говорят, он спит максимум четыре-пять часов. Рисует даже на заседаниях президиума Академии. Из последней десятидневной поездки по русскому северу Зураб Константинович привез более... тридцати графических листов, сделанных им между встречами, заседаниями, переговорами и застольями...До сих пор Церетели очень сдержанно афишировал свою личную жизнь, и лишь на этой выставке (в "Галерее искусств" на Пречистенке) можно увидеть портреты умершей четыре года назад жены Инессы, которую, как оказалось, Зураб Константинович рисовал постоянно, начиная с 60-годов, когда они, еще молодые, жили на чердаке в Тифлисе. ..Но больше всего его сейчас интересуют библейские сюжеты, которые проглядывают и в живописи, написанной буквально этим летом в Париже, и особенно в центральной композиции персональной выставки Церетели - "Познание добра и зла"…"
"Московский Комсомолец"( 02.11.2002)
Блиц-опрос
- Ваши любимые блюда?
- Я не капризный, всякую кухню люблю. Иногда очень хочется мамалыгу, сыр - сулугуни или горный с лепешками.
- Вино пьете?
- Пью, но не на работе. Вообще зеленый чай люблю.
- На какой машине ездите?
- На черном "Мерседесе".
- У вас есть дом в Тбилиси?
- Да, и мастерская там больше, чем здесь. Высоцкий с Влади отмечали там свою свадьбу. Да в нем все перебывали, от певцов до политиков.
- Политикой интересуетесь?
- Нет. Я уже был депутатом и почувствовал, что порчусь. Не занимаюсь искусством, а кричу, ору, делаю какие-то непрофессиональные вещи. Каждый должен выполнять свою работу, тогда будет польза.
- Говорят, вы люстру сделали для дачи Горбачева.
- Да, сделал. У меня много интерьерных работ. Вот этот старый дом на Большой Грузинской сам восстановил и обставил. Даже ручка, которой пишу, тоже мной сделана.
- А вам приходилось в советские времена изображать Ленина?
- Никогда. Я всем объяснял, что не могу Ленина рисовать - чтобы характер перенести на холст, мне нужно с натуры взять внутреннее состояние человека. Я даже в Ульяновске бассейн сделал с рыбками, а не с Лениным, как предлагали, сказал, что политически неверно Ильича под водой изображать. Сейчас ульяновцы благодарят, говорят: бассейн очень украшает город.
- А вы себя больше русским считаете или грузином?
- Я об этом не думаю. Живу в Москве с 1964 года. И хочу, чтобы мое искусство было понятно всем нациям. Вот как Пикассо - его искусство сейчас для всех понятно стало.
- Как вы относитесь к художественной критике?
- Если бы я видел профессиональную критику в России, был бы рад. Но сегодня мне этих людей жалко.
- А вы в суды обращаетесь, когда на вас "клевещут"?
- Нет, никогда. Когда маленький был, бабушка говорила: если тебя ударят по одной щеке, подставь другую.
- Это Библия.
- Это не только Библия, это еще и "Витязь в тигровой шкуре". Когда у меня на душе пустота и какая-то напряженность, я беру томик Руставели (он у меня всегда в спальне лежит) и смотрю. Особенно когда корреспонденты приходят, я моментально мудрость там нахожу и им читаю.