От пустых щей - к мелкому жемчугу

Начался год выборов и, следовательно, год программный. Если пару предшествующих лет о российском будущем можно было говорить, а можно было и не говорить - все по желанию, то теперь, очнувшись после праздников, всякая политическая персона volens-nolens будет вынуждена делиться с публикой своим видением российской перспективы. В сущности, это хорошо. Надо же когда-нибудь заниматься внятным целеполаганием, тем более что это даже и входит в обязанности политика. Желательно, конечно, делать это не только накануне выборов, но уж лучше иногда, чем никогда. А значит - проблема экономического роста станет ультрапопулярной. Не только потому, что вопрос сам по себе назрел и перезрел (объективный фактор), но и потому, что в предвыборный год отвечать на этот вопрос необходимо (фактор субъективный). Но такое совпадение таит в себе и немалые опасности. Если говорить об экономическом росте необходимо по соображениям предвыборной тактики, то можно себе представить, сколько же всего тут будет наговорено и сколько мегатонн демагогии будет сброшено на голову избирателя. Прежде всего рискует потеряться понимание того, что сетования на недостаточность роста и недостаточно почетное место, занимаемое Россией в мировом хозяйстве, - это сетования уже не от самой плохой жизни. Когда жизнь совсем уж плоха, сетуют на то, что щи пустые. Когда начинается недовольство тем, что жемчуг недопустимо мелок, это признак того, что известный уровень благополучия достигнут. Вопрос "Плывет. Куда ж нам плыть?", а равно и сетования на недостаточную скорость хода возникают не раньше того момента, как громада двинулась и рассекает волны. Во время беспорядочного барахтанья в водной воронке, возникшей после кораблекрушения, такими вопросами не задаются по причине их малоактуальности. Вышеприведенный тезис отнюдь не тождественен безоглядно оптимистическому представлению о том, что все было хорошо, а ныне стало еще лучше. Речь идет лишь о том, что в итоге одиннадцати пореформенных лет достигнут тот минимально необходимый уровень общественного устроения, когда уже возможно задуматься о более или менее отдаленных планах и перспективах. Теперь мы можем позволить себе эту роскошь. Но чтобы позволять себе эту роскошь с умом, чтобы не свалиться с достигнутого скромного уровня снова вниз, туда, где эта роскошь опять и надолго станет непозволительной, необходимо достойно относиться и к предшествующему горькому периоду. Если не видеть во всем послекоммунистическом периоде ничего кроме катастрофы и безумия, "а вот теперь-то мы стали умными и займемся экономическим ростом", то с таким миросозерцанием лучше вообще никаким ростом и никакой общественно-политической деятельностью не заниматься. Ибо все разговоры о катастрофе 90-х - и только о ней - означают, что в качестве докатастрофного эталона рассматривается СССР 80-х, где все было в принципе нормально (не то, что сегодня), а последующих Горбачева, Ельцина, Гайдара злым ветром надуло. В этом случае мечтания о росте будут мечтаниями о восстановлении всех тех докризисных диспропорций, которые СССР и угробили. Если игнорировать то, что в 1991 г. у нас не было национальной валюты - теперь она у нас есть, у нас не было потребительского рынка - теперь он у нас есть, у нас не было преобладающего в экономике частного сектора - теперь он у нас есть, если считать все эти приобретения вовсе несущественными, а видеть одни только потери и продолжать проклятия пореформенному периоду, тогда все призывы к росту и подъему по сути своей сведутся к очередному плану сверх-сверх-индустриализации, очередного великого перелома. Что было бы для публики неприятным сюрпризом. Разговоры о росте потому и сделались общим местом, что базируются на презумпции: можно и должно поднимать хозяйство более быстрыми темпами, сохраняя при этом нынешний худо-бедно работающий рубль, частную экономику и потребительский рынок, что обретением безусловно необходимых минимальных атрибутов нормальной экономики предел мечтаний еще не ограничивается. Очень немного тех, кто открыто декларирует свою готовность ради преодоления тяжкого наследия реформ вернуться к очередям и карточкам, и вовсе не замечено людей, задумывающихся над тем, чтобы ради лучшего выживания в условиях грядущего роста загодя устроиться продавцом в мясном отделе - аристократическая должность была, между прочим. Но тогда воздержимся от проклятий пореформенной эпохе. Не будь ее, мысли же о неприличной мелкости жемчуга никому и в голову бы не приходили: не до жиру - быть бы живу. А теперь - приходят.