Самый главный дом на улице Земляной вал (бывшая улица Чкалова) - конечно, здание под номером 14/16. Именно этот дом и дал советское название всей улице - ведь как раз здесь проживал летчик Чкалов.
Здание построили в 1936 году, а спустя пять лет оно чуть было не закончило свое существование. Одна из жительниц описывала страшную бомбежку сорок первого года: "Застучали по крышам зажигалки, их сбрасывают и гасят не только взрослые, но и дети. Я не одна на своем участке крыши. Из чердачного окна вылезает и тянет за собою пожарный рукав наш знаменитый современник - скрипач Давид Ойстрах... Вдруг наш могучий дом сильно качнуло. Мы упали и покатились... Как удержались на крыше - не знаю, чудом, наверное".
Удержалась и сама постройка.
Она изначально была выполнена не как простое, а как элитное жилье. Признанные знаменитости тут были не в редкость. Кроме упомянутых уже Чкалова и Ойстраха - художник Юон, композитор Прокофьев. Самым же колоритным, самым ярким жителем дома был, конечно, Самуил Маршак, чье 115-летие отмечалось несколько дней назад.
Он любил свое жилье и даже посвящал ему стихи:
Все то, чего коснется человек,
Приобретает нечто человечье,
Вот этот дом, нам прослуживший век,
Почти умеет пользоваться речью...
Беседуют между собой балконы...
И так далее. И не беда, что возраст дома несколько преувеличен. Главное, что мысль ясна и чувства много.
Квартира Маршака была, наверное, самой гостеприимной в доме. Он любил посетителей и приглашал их по самым разным поводам. Композитор Шостакович, например, впервые исполнял здесь некоторые свои произведения (при этом сам и пел). И хотя более содержательными были музицирования у соседа Ойстраха ("переиграли массу сонат, в частности, Моцарта и Бетховена и многое, многое другое", - с восторгом вспоминал о них Дмитрий Дмитриевич), визиты к Самуилу Яковлевичу были не в пример более статусны.
Сама атмосфера этого жилья, этих приемов была весьма колоритна (в особенности под старость хозяина). Литератор В. Лакшин оставил описание своего первого визита в дом поэта: "...Вот дверь открылась, меня впустили - в глубине узкого коридора, сжатого шкафами и вешалками, стоял невысокий старик в пижаме, домашних туфлях и непрерывно покашливал. "Самуиль Яковлевитч, пойдите в комнаты, ви простудитесь!" - закричала с порога впустившая меня женщина. С седыми буклями, в очках, она имела вид необыкновенно строгий, а легкий немецкий акцент еще подчеркивал эту ее суровость. Но Маршак, не обращая внимания на предостережения, шел прямо ко мне. Я засуетился, закрывая дверь, повернулся к нему спиною и долго не мог закрыть незнакомую мне задвижку, а потом, сообразив, что надо поздороваться, как-то боком подал ему руку. Маршак очень серьезно пожал мне руку, склонив набок большую тяжелую голову и глядя прямо в глаза, и вдруг с неожиданной между незнакомыми людьми нежностью обнял меня".
Поводом же для визита послужила приглянувшаяся Маршаку лакшинская рецензия на его труд "Воспитание словом". Поэт запросто позвонил рецензенту в редакцию и пригласил Лакшина к себе в гости, при этом немедленно:
- Голубчик, надо ли ждать до вечера? Если вы не очень заняты, приезжайте теперь же. Через сколько минут вы у меня будете?
Это был, что называется, фирменный стиль Маршака. Главред Гослитиздата Александр Пузиков цитировал поэта приблизительно таким же образом:
- Голубчик, если вы не очень заняты, не могли бы вы зайти ко мне по неотложному делу?
Он же упоминал и даму с буклями: "В квартире Маршака жила домоуправительница Розалия Ивановна - пожилая молчаливая женщина, преданная Самуилу Яковлевичу, стоявшая на страже его бытового устройства".
Тем не менее сам Самуил Маршак главным жильцом дома полагал не себя, а Чкалова. И излагал эту мысль в незатейливых стихах:
В этом доме с давних пор
Чкалов жил Валерий,
Выходил он к нам во двор
Вот из этой двери.
Долго будет эта дверь
Гордостью квартала.
Наша улица теперь
Чкаловскою стала.
А что вы думаете об этом?