Плотник-отец и плотник-сын

Фильмы Дарденнов удобнее всего было бы пускать по разряду "Догмы", если бы не было достоверно известно, что бельгийские братья стоят от всех течений в стороне и снимают в своей собственной манере уже довольно давно, с тех самых пор, как стали в середине семидесятых режиссерами-документалистами. Нарочитое ограничение изобразительных средств никого еще ни счастливым, ни талантливым не сделало. Послушные овцы фонтриерова стада, которые принялись снимать ручной камерой, под сертификатом "Догмы" выпускают отнюдь не одни только шедевры. С Дарденнами все обстоит несколько иначе. Формально "Сын" вполне мог бы получить "догматический" сертификат: музыки в фильме нет, камера дрожит, а все повороты сюжета таятся не в напряженном действии и даже не в разговорах, а в молчании, в складках напряженного затылка героя Оливье Гурме, в его руках, прибивающих гвоздь с широкой шляпкой. Однако совершенно очевидно, что Дарденны снимают так не для того, чтобы следовать каким-то правилам и экономить на бюджете, а просто потому что им хочется делать кино в самом чистом, незамутненном виде. Кино, а не винегрет из музыки, цитат, манипуляций, спецэффектов и диалогов. Гурме играет плотника, обучающего подростков в центре реабилитации, который служит социалистической (или христианской, кому как больше нравится) идее искупления и перевоспитания трудом. У плотника растет брюшко, он подслеповат, а бывшая жена давно беременна от нового мужа. Синий комбинезон в опилках, пальцы разбиты молотком, а замедленные движения выдают последствия травмы, навсегда надломившей этого человека и все его действия превратившей в простую механику. Однажды он приходит на работу, просматривает личное дело нового ученика, явившегося на собеседование. По реакции Гурме мы понимаем, что там, за дверью, в комнате начальника центра сидит какое-то страшное существо, отвечает на вопросы и корявым почерком заполняет анкеты. Камера долго не показывает зрителю нового ученика - как в фильмах про Годзиллу, про инопланетян, про черт знает еще каких чудовищ. Мы видим только Гурме и чувствуем, как у него потеют ладони, как он не решается посмотреть на то, на что ему посмотреть хочется больше всего. Пугающая тайна, которая связывает плотника и нового ученика, герою известна с самого начала, зрителю становится известна в середине, а мальчику - только под финальные титры. По мере того как тайна приоткрывается, наблюдать за мужчиной и мальчиком становится все интереснее, несмотря на то что они почти никогда не покидают пределов плотницкой мастерской и мастерят из дерева полезные в хозяйстве вещи. Но мы уже точно знаем, что в финале всех этих трудов грядет драма узнавания, и чем она разрешится - предугадать невозможно. В фильме почти нет слов, а те, которые есть, хочется писать с большой буквы, как в Библии: Сын, Отец, Ученик, Учитель, Плотник. Ужас, охвативший героя Гурме, так велик, так физически ощутим зрителем, что избавиться от него обычным человеческим способом невозможно, закрыть на него глаза - тоже. В жизни главного героя случилось то, что вообще случаетсядовольно часто: обстоятельства вынуждают нас сосуществовать с людьми, которые причинили нам самую сильную боль. Но иногда яд, отравивший твою жизнь, может стать единственно возможным лекарством. А что вы думаете об этом?