Народ против свободы творчества

Гонения на Сорокина порождены не стремлением к некоторому идеалу, но устройством человеческого организма, выражающимся в том, что известные предметы вызывают у людей неодолимую рвоту. Там были классовые ценности, а тут общечеловеческая физиология. Сам писатель, избегая лестных для себя персональных сопоставлений, предпочитает аллегорические образы: "Культура - это живая вода, которая течет туда, куда хочет. И мы, нормальные люди, должны любоваться этой водой, ее игрой и блеском". Образ, отсылающий нас к Кастальскому ключу, точен и удачен - за исключением той детали, что из этого ключа бьет чистейшая вода, но никак не фекальные массы. Мало того, что все эти попытки соединить водопровод с канализацией не вполне убедительны. Непонятно, зачем они вообще нужны, когда есть система аргументации, превосходно обходящаяся и без Кастальского ключа. Имеется в виду фильм "Народ против Ларри Флинта", где порнограф, привлеченный к суду, прямо называет себя гарантом свободы: "Если закон защищает такого сукина сына, как я, значит, он защищает и вас". Порнографы, копрофаги etc. суть воины, стоящие на передовых рубежах, где они сдерживают натиск врагов свободы и тем самым позволяют нам, тыловым обывателям, спокойно наслаждаться нестесненными творческими дискуссиями. Если враги опрокинут пограничные заставы копрофагов и вырвутся на оперативный простор, настанет конец и нашему тыловому благоденствию. Пакостники - наши естественные союзники, ибо покончат с ними - возьмутся за нас. Если оставить в покое Ахматову, только этот довод и остается. Есть, впрочем и менее жесткая формулировка того же тезиса, согласно которому наслаждение свободой сопряжено с неизбежными издержками. Бог пробудил в вашей душе жар к искусствам творческим, свободным и прекрасным, и вы не хотите подчиняться указаниям т. Жданова - тогда смиряйтесь с половодьем голубого кала. Издержки-с. Довод всем хорош, но только действует он лишь на тех, кого и так убеждать не надо, - на тех, кто считает свободу слова если и не абсолютной, то чрезвычайно важной ценностью, ради которой можно смириться с любыми (или почти любыми) издержками. Довод изначально эзотеричен, и на тех, для кого свобода слова - ценность не абсолютная, но весьма и весьма относительная, он вряд ли произведет впечатление. Лидер СПС Б.Е. Немцов как-то разъяснял газовским рабочим, что свобода слова со всеми ее издержками (имелись в виду Гусинский и Березовский) нужна им для того, чтобы их классовая борьба не канула в безвестности. Рабочие сочли довод убедительным, но представим себе, что в качестве необходимых издержек им были бы названы не какие-никакие, но все-таки политические СМИ, а декадентские романы про копрофагов. Конечно, с позиций либеральной философии права все возражения отбиваются с легкостью, но в итоге остается неприятный осадок - "в рамках либеральной экономики нам было предложено смириться как с неизбежностью с новорусским развратом; в рамках свободной культуры - с копрофагией; с чем нам предложат смириться как с неизбежностью в следующий раз?" Именно этим недоумением, а вовсе не кознями Кремля, ФСБ etc. объясняются казусы вроде нынешнего. Беда не столько в том, что доводы образованного сословия оказываются эзотеричными и до народа, который против Ларри Флинта, недоходчивыми, а в том, что образованное сословие даже не отдает себе отчета в эзотеричности своих доводов. Не отдает, а потом удивляется грубым вопросам "Так что, г..едство это и есть высшая стадия либерализма?" Разумеется, всегда есть универсальный ответ: "Суди, дружок, не выше сапога", беда лишь в том, что обсуждаемый предмет находится как раз ниже сапога и даже ниже его подошвы. Так что Сорокин прав. Когда все виды апологии оказываются равно эзотеричными, зачем же предаваться грубиянству в духе Ларри Флинта, когда можно изящно сравнивать свои фекалии с Кастальским ключом. В смысле убедительности - разницы никакой. Свой брат все равно поверит, а других убеждать мы и не собираемся. А что вы думаете об этом?