Борис Годунов попал в крепость

Ночи на Карельском перешейке и в Финляндии еще более белые, чем в Питере, поэтому перламутровый свет добавил представлению максимальную мистическую страстность. Опера шла в редакции 1869 года, когда Мусоргский увлекся драмой взаимоотношений власти и народа и исключил из либретто всю польскую тему. Поэтому возгласы "Ну где же поляки?!" от местных экскурсоводов, встречавших туристов перед началом спектакля, звучали в крепости почти вызывающе. Выборгский замок, возведенный в 1293 году шведами на островке, "запирающем" узкий пролив - путь во внутренние воды Карельского перешейка, - символ победы шведского христианского духа над язычеством. Он - единственный в России памятник средневекового западноевропейского оборонного зодчества, облик которого складывался на протяжении шести столетий. По замыслу Мариинки окна крепости превратились в потемневшие от времени иконы с тускло-серебряными окладами. Народ - хор - входил через ворота, освещенные лучами заходящего солнца. А за "кулисами" (за выступом крепостной стены) царская охрана браталась с местной милицией. Драматургически "Борис Годунов" Мариинки решен весьма театрально: действие происходит буквально на глазах летописца Пимена. В прологе к первой картине Пимен (Александр Морозов) медленно проходит вдоль крепостной стены и садится за ветхий стол под великолепным кленом. От диалога Пимена и Самозванца (Евгений Страшко) продирает мороз по коже: какая усмешка скользит по губам Отрепьева, как напрягается он, не в силах скрыть темную радость от рассказа отшельника, услышав: "Он был бы твой ровесник и царствовал". Энергетику сцены прочувствовали даже птицы, вдруг с криками заметавшиеся в небе над крепостью. Борис Годунов в исполнении Сергея Алексашкина - интеллектуальный самодержец и бессильный властитель. Вокальный успех густого, тембрально богатого голоса дополнен великолепным артистизмом певца. Как цепенеет царь, глядя на вовсе не безумного, лишь поющего с "голоса народа" Юродивого. И волной, к старой каменной стене, откатывается "бессмысленная чернь", оставляя царя в вакууме. "Я царь еще" - и агонизирующий Годунов буквально швыряет на опустевший трон подростка-сына. Умирая, уходит в туманное пространство небытия (в глубь крепостного вала) и не видит, как на трон, пока еще на краешек, садится лукавый Шуйский (Николай Гассиев). Догорает костер, разожженный Самозванцем. Клубы дыма ползут в сторону помоста с оркестром. В свете прожекторов Валерий Гергиев, окутанный клубами белесого дыма, выглядит мистификатором. А что вы думаете об этом?