На самом деле это закономерно. И потому, что в современной России вообще никого ничем не удивишь. И потому, что еврейский вопрос, который еще несколько лет назад казался многим роковым и неразрешимым, разом потерял напряженную актуальность. И потому, что Александр Солженицын сознательно стилизовал свой литературно-публицистический труд под обычный свод разрозненных данных.
Он никому не собирался бросать вызов, провоцировать жестокие споры. Просто решил дать по-солженицынски четкий и по-солженицынски предвзятый, ангажированный ответ на еще один роковой вопрос отечественной истории. Как давал их на вопросы о природе большевизма, о скрытых механизмах "красного колеса" революции, о тайне русского национального характера, о том, "как нам обустроить Россию".
Первый том его труда, вышедшего в серии "Исследования новейшей русской истории" (издательство "Русский путь"), строится по хронологическому принципу. От Киевской и Московской Руси - до разделов Польши, когда в состав Российской империи влились сотни тысяч евреев из белорусско-польских земель. И дальше - царство за царством; державинские следствия по откупам, попытки поселить евреев в новороссийских землях, приохотив их к земледелию, черта оседлости, погромы, вовлечение еврейской молодежи в революцию... И - общий крах 1917 года.
Все, что было потом, отнесено ко второму тому, который появится позже.
Споров солженицынская версия "еврейского вопроса" вызовет немало (поскольку сквозь подчеркнуто обезличенное повествование явно прорывается скрытая энергия публициста).
И ученых: верно ли писатель работает с источниками, корректно ли осуществляет критику документа, не поддается ли обаянию собственного замысла, не упускает ли из виду какие-то важные свидетельства, не доверяется ли ошибочным трактовкам?
И гражданственных: допустимо ли вымерять долю ответственности участников погромов, и если да, то на каких весах? Следует ли полуоправдывать государственную политику в области процентной нормы и черты оседлости? Тем более что сам Солженицын признает: ничего хорошего из этой политики в конце концов не вышло...
Но главное не в этом.
А в том, что автор книги "Двести лет вместе" разом сломал несколько устойчивых стереотипов, которые железным занавесом отгораживали общество от спокойного обсуждения "еврейской проблемы", прежде всего в историческом аспекте.
Первый и главный из этих стереотипов: нельзя взирать на проблемы русского еврейства имперской эпохи столь же спокойно и отстраненно, как на проблемы русских эстонцев, или немцев, или чеченцев. Почему нельзя, спрашивается? Потому что в XX веке был Холокост. Но в том-то и дело, что законы, по которым живет история (в отличие от законов, по которым живут историки), не признают обратной силы. Кровавый и неискупимый грех, который совершила христианская цивилизация по отношению к еврейству минувшего столетия, неоспорим. Но он не должен, не может менять оценок того, что происходило в веке позапрошлом и ранее. Иначе мы никогда не выпутаемся из противоречий.
Второй, не менее распространенный стереотип: бесчисленные несправедливости в отношении русских евреев были следствием особого государственного плана, который осуществляли властители и чиновники Российской империи. Но писатель ясно и последовательно продемонстрировал, как самодержавная власть действовала вопреки любым планам и программам, как она шаг за шагом проваливалась в хаос неуправляемости, разгильдяйства, как упускала многочисленные шансы вовремя принимать неотложные решения, как загоняла болезни вглубь.
И, быть может, это единственная смысловая линия в его книге, оспаривать которую не решатся даже самые недоброжелательные его оппоненты.
Ну и третий стереотип, успешно Солженицыным преодоленный: что говорить о еврейском вопросе можно или с придыханием, или с пеной на губах. Его интонация спокойна и подчеркнуто доброжелательна; он предельно далек от любой позы, от любого надрыва. Есть проблема - должно быть найдено решение. Есть вопрос - должен быть предложен ответ. Пускай спорный. Главное - непредвзятый.
Вывод прост: солженицынская книга - при всех своих недостатках и при всей спорности авторских посылов - необычайно важна для выздоровления и нормализации русской общественной мысли. По крайней мере по отношению к одному-единственному вопросу. До сих пор историки шовинистически настроенные были ослеплены своей юдофобией. Историки либеральные добровольно зашоривались политической корректностью. Ответ, предложенный Солженицыным, еще раз подчеркиваю, не общечеловеческий, не отвлеченный и не научный, а писательский, глубоко национальный, отчетливо русский.
Может быть, даже слишком русский.
Но и вопрос был, прямо скажем, тоже чересчур еврейский.