Число самозанятых в России за полтора года выросло в два раза, всё больше россиян становятся самозанятыми или уходят в микробизнес. Какие преимущества и риски для экономики России несет эта сфера, в интервью «Известиям» в рамках Восточного экономического форума – 2023 рассказал глава Торгово-промышленной палаты (ТПП) России Сергей Катырин. Он также напомнил о печальном опыте приватизации в 1990-е годы и высказался о новом налоге на сверхприбыль.
«Бизнес у нас социально ответственный»
— В начале августа президент подписал закон о введении налога на сверхприбыль. Как вы оцениваете конечную редакцию проекта? Были ли учтены правки от Торгово-промышленной палаты и какие изменения, на ваш взгляд, еще нужно внести?
— Принципиальные замечания ТПП были учтены в законопроекте, больше его править не стоит. У нас вызывало опасения, что при реализации закона какие-то сектора экономики будут выведены из-под нового налога и тогда на остальной бизнес ляжет дополнительная нагрузка. Но, к счастью, этих рисков удалось избежать.
Думаю, что бизнес с пониманием отнесся к ситуации. Радости это, конечно, не доставило, дополнительные траты никогда не вызывают восторга. Но и бурных возражений не было. Тем более, я считаю, что у нас очень социально ответственный бизнес, с хорошими традициями. Полагаю, что всё будет сделано так, как намечено, без каких-либо изъянов и дополнительных нагрузок на плательщиков.
— В июне Минфин допускал, что при будущем дефиците бюджета этот разовый налог могут повторить. Есть ли у бизнеса аналогичные опасения?
— Во-первых, для повтора должны быть сверхприбыли. Во-вторых, в любом случае надо анализировать каждую конкретную ситуацию, понимать, насколько это критично для бизнеса. Ведь у каждого предпринимателя, от мала до велика, есть планы на инвестирование и освоение новых рынков на замену тех, что выпали из цепочек поставок, и так далее. Я все-таки надеюсь, что мы обойдемся разовым платежом, мы все на это надеемся. Повторю, что восторга он не вызывает.
На фоне повышения ставки возможности для сверхприбылей уменьшились, хотя у крупного бизнеса есть свои варианты. Тем не менее это не очень хороший тренд для всех. Хотя наш бизнес — он вообще ко всему готов, и к этому тоже.
«96% малого бизнеса в России — это микробизнес»
— Торгово-промышленная палата предлагала распространить условия для самозанятых на микробизнес. Какова дальнейшая судьба этого проекта?
— Начну с того, что 96% того, что мы относим к сфере малого бизнеса, — это микробизнес, когда на предприятии меньше 15 человек, а в реальности это два-три человека. То есть это очень близко к самозанятости. Поэтому мы решили, что нужно распространить условия самозанятых на микробизнес. Это низкий налог 4–6%, отсутствие контрольной отчетности и так далее. Всё это мы обсуждали на общественном совете Федеральной антимонопольной службы.
Дело в том, что закон о защите конкуренции на эту категорию предприятий не распространяется. Это не юридические лица и не ИП, им нужна новая нормативная база. Всё это мы договорились осенью обсудить в расширенном составе, с двумя общественными советами и ФАС, а также с экспертами из Минэкономразвития. Будем готовить рекомендации, чтобы было что предложить Государственной думе. Пока вопрос находится в стадии дискуссии.
«Если бы вся наша экономика росла так же быстро, как число самозанятых, нам бы цены не было»
— Сергей Николаевич, как вы оцениваете рост числа самозанятых в стране. Есть ли риск перехода специалистов из разных сфер в самозанятые и усугубления дефицита кадров на этом фоне?
— В начале 2022 года у нас было 3,9 млн самозанятых, а к началу 2023 года — уже 6,8 млн человек. К августу 2023 года их насчитывалось уже 8,1 млн человек, это где-то 2,5 трлн рублей. Если бы у нас вся экономика так росла, нам бы цены не было. Однако средние доходы у самозанятых небольшие. Средний чек составляет где-то 1770 рублей.
Что касается кадрового дефицита, то рост самозанятых действительно несет определенные риски для некоторых категорий малого бизнеса. В первую очередь речь идет об индустрии красоты, где у сотрудников много постоянных клиентов. В какой-то момент у них появляется желание стать самостоятельными, и они уходят из салона вместе с клиентами. Конечно, это действует на сферу разрушительно.
Еще одна сфера — это кондитеры, изготовители праздничных тортов и других угощений. Если на предприятии за ними наблюдает санэпидемстанция, то дома они пекут, как хотят. Никто не смотрит, что они кладут в начинку. Но поскольку у большинства кондитеров тоже постоянные клиенты, значит, результат у них что надо.
Ну и есть сферы, где процессы налажены серьезнее, есть поток клиентов. Например, у тех, кто занимается подготовкой свадебных торжеств. Мы же понимаем, что уходят высококлассные специалисты, которые умеют делать всё.
Для малого бизнеса это риски, и тут, мне кажется, нужен регулятор. Чтобы, развивая сферу самозанятых, мы не создавали неконкурентные условия для остального бизнеса. Нужно посмотреть, есть ли способ подравнять возможности.
«Уроки приватизации 1990-х годов нужно помнить всегда»
— Позвольте вопрос о приватизации. Как на сегодня вы оцениваете темпы приватизации, нужно ли ее ускорить и заинтересован ли бизнес в покупке госимущества?
— Смотря какое имущество. Если сегодня бизнесу предложить приватизировать нефтяные компании или банки, уверен, уже завтра выстроится очередь.
Но если говорить серьезно, то сначала надо разобраться с целями. Для чего мы то или иное предприятие приватизируем? Одно дело, если мы хотим единоразово получить какие-то деньги, другое дело, если речь идет о развитии. Зачастую у частного бизнеса развивать проект получается лучше, чем у государства, но тогда нужна и соответствующая нормативная база.
Совсем отдельная история — оборонно-промышленный комплекс. Здесь тоже может быть частный бизнес. Но государство должно быть уверено, что он работает как нужно и развивается в ногу со временем. Или даже с опережением, как у нас сегодня происходит по многим направлениям ОПК. В этой сфере вряд ли стоит что-то приватизировать.
Еще достаточно важно приватизировать в подходящий момент, чтобы от приватизации был заметный эффект.
Опять же, важно после приватизации не потерять те компетенции, которые уже были. Например, в годы первичной приватизации в 1990-е годы мы не только потеряли огромное количество предприятий, причем серьезных и важных. Мы потеряли целые направления и сейчас вынуждены восстанавливать их с нуля.
Уроки приватизации 1990-х годов нужно помнить всегда. Тогда у нас часть предприятий была целенаправленно уничтожена конкурентами, когда заводы приобретали, чтобы затем развалить. Самый простой пример — Владимирский тракторный завод. В 1990-е годы мы всю Европу заполнили владимирскими тракторами, обойдя американских конкурентов. Мы даже вышли на рынки США и Канады. Но как только началась приватизация, этот завод купили американцы — и больше его не существует. Поэтому очень важно обсуждать условия, на которых мы разрешаем приватизировать активы. Мы так много потеряли, в том числе самого главного, мы же всё потребляли из-за рубежа.
— Может быть, можно выбирать покупателей только на внутреннем рынке?
— Так тоже можно. Но главное — сформулировать условия, на которых приобретается актив. Нужно оговорить, что если покупатель от выполнения условий отклонился, будут последствия. Иначе можно потерять компетенции, науку и людей, которые развивают сектор.
В моей истории был печальный случай. Тогда президент Московской торговой палаты был одновременно и предпринимателем, руководил заводом радиоэлектроники. В какой-то момент, после долгого отсутствия заказов, к нему поступил запрос. Но найти сотрудников на выполнение заказа не удалось: к тому моменту люди уже разбрелись, кто-то торговал на рынке и не захотел идти к станку, были и другие причины. Вот это уже потеря компетенции, потеря возможности что-то производить, такого допускать нельзя.
«Благодаря цифровому рублю можно будет обойти токсичные валюты»
— Сергей Николаевич, хотелось бы еще обсудить такую актуальную тему, как внедрение цифрового рубля. Какие преимущества и риски для бизнеса вы видите?
— Преимущества у цифрового рубля есть, особенно они ощутимы для малого и среднего бизнеса. Например, в среднем у нас эквайринг по безналичной оплате составляет 1,2–2,5%, а у цифрового рубля это 0,3%. Разница в 2% — весьма ощутима. Это первый позитивный фактор.
А второй фактор — обеление рынка и прозрачность всех процедур. Это несомненный плюс для экономики, но тут есть и риски, если появятся электронные платформы, которые будут работать с цифровым рублем, минуя банки.
Одним словом, перспективы хорошие, но всё будет зависеть от того, каким образом будет развиваться цифровая валюта. Сегодня уже есть цифровой юань, мы ввели цифровой рубль, свои цифровые валюты в нынешнем году планируют ввести и другие участники БРИКС — Индия, ЮАР, Бразилия. Для нас это возможность работать с цифровыми валютами, минуя токсичные доллар, евро и другие.
В каком-то смысле цифровая валюта переформатирует банковский сектор, это другая система финансовых взаимоотношений с партнерами. Тема непростая, поскольку каждый хочет, чтоб его валюта доминировала и обслуживала его интересы. Мы будем смотреть, каким образом развиваются коллеги и в чем мы можем поработать вместе.