Сложности с поставками импортных томографов и другого медоборудования из-за санкций не скажутся на проведении операций и научной деятельности НМИЦ нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко — центр надолго обеспечен необходимой техникой и расходными материалами, заявил его директор, профессор, член-корреспондент РАН Дмитрий Усачев. В интервью «Известиям» он также рассказал, «помолодели» ли нейрохирургические болезни, как изменилась летальность при операциях в центре, какие патологии нервной системы проявились у переболевших ковидом и как удается продлить жизнь людям с самыми «злыми» онкозаболеваниями мозга.
«Поставщики хотят работать с нами»
— Нейрохирургия зависит от технического оснащения больше, чем другие сферы здравоохранения. Сейчас в России возникли сложности с импортными товарами, в том числе медицинским оборудованием. Приходится ли вам искать новых поставщиков?
— Определенные сложности с поставками отмечались, но, к счастью, в основном это связано с логистикой. Поставщики хотят работать с нами и ищут способы доставить товары, находят перевозчиков, у которых есть соответствующие разрешения. Благодаря тому что Минздрав сработал на опережение, в том числе в вопросах финансирования, в этом году мы получили от поставщиков большую часть расходных материалов по старой цене. На сегодня центр обеспечен всем необходимым для бесперебойной работы на ближайшие 6–7 месяцев.
Что касается тяжелого диагностического оборудования — это прежде всего МР-, СКТ-томографы, — крупные производители и дистрибутеры, в том числе из недружественных России стран, подтверждают возможность поставок и оборудования, и запчастей. В настоящий момент центр ведет переговоры об очередной партии товаров.
За последнее время нам удалось прилично оснастить наш центр современным оборудованием, позволяющим вести научную и лечебную деятельность без особых проблем в ближайшие 5–7 лет. Но судя по настроению поставщиков, я думаю, что мы можем пополнять парк медтехники даже в таких непростых условиях, как сейчас.
— Какие научные разработки центра помогут эффективнее лечить нейрохирургических пациентов?
— Мы разрабатываем в основном методы лечения. Например, у нас создана медико-генетическая лаборатория, где мы на основе собственного биобанка опухолей головного мозга пытаемся экспериментальным путем создать молекулы РНК и ДНК, так называемые аптамеры, для таргетной терапии. При введении в организм, они могут избирательно находить опухолевые клетки и блокировать их размножение. А кроме того, притягивать химиопрепараты, которые усиливают свое воздействие на злокачественные опухоли, акцентировать внимание на патологических тканях при лучевой терапии.
— Какие еще методы лечения разрабатываются в вашем центре?
— Начнем с того, что у нас в центре выполняется 10 тыс. операций в год. Из них 5 тыс. — это опухоли центральной нервной системы. И основная наша задача — достичь максимального эффекта от комплексной противоопухолевой терапии: хирургической, лучевой и медикаментозной. В комбинации этих методов нам удается заметно улучшить катамнез, то есть время выживания пациентов без нарастания неврологической симптоматики.
Кроме того, мы избирательно работаем с заболеваниями сосудистой системы, головного мозга. Здесь мы также используем комбинацию методов: открытый (трепанация черепа, удаление гематомы, клипирование аневризмы, иссечение артерио-венозных мальформаций) в сочетании с эндоваскулярным. Второй позволяет излечить 70% сосудистой патологии головного и спинного мозга.
— Включая аневризму?
— Включая аневризму. Вообще малоинвазивная хирургия переживает бум. Например, наши эндоскопические нейрохирурги выполняют по 700 операций в год. Через полость носа, через рот удаляются огромные опухоли основания черепа. И это большое благо для пациентов — ни одного шрама на голове нет, а новообразование вырезано.
К нам поступает множество пациентов с врожденной патологией черепа. Это маленькие дети, у которых раньше времени срастаются костные швы, и мозгу становится тесно, ребенок начинает замедленно развиваться. В таком случае чем раньше проводится оперативное вмешательство, тем лучше. Оптимально — в первые три месяца от рождения. Это настолько эффективная операция, что когда ребенок вырастет, даже не догадается, что у него была такая проблема.
Возможности нейрохирургии за последние 10 лет принципиально расширились. Мы, например, научились лечить различные расстройства двигательной системы при паркинсонизме. Торсионная дистония, появляющиеся судороги и подергивания заметно ухудшают качество жизни пациента. Сейчас, при помощи интероперационной компьютерной томографии, интероперационной МР-томографии функциональные нейрохирургические операции идут полным ходом. Да, не всем, но многим удается помочь.
Еще один перспективный метод — это хирургия эпилепсии. С помощью электрофизиологического мониторинга, проводящегося как в амбулаторных, так и в стационарных условиях, мы выбираем пациентов, страдающих эпилептическими припадками, которым можно помочь хирургически. Таким пациентам проводятся нейрохирургические операции, приводящие к регрессу различных судорожных синдромов.
«Всё меняется на глазах»
— Как на вашей работе сказалась эпидемия ковида? Замечают ли нейрохирурги последствия постковидного синдрома?
— Для нас последствия ковида были скорее организационные. Это эпидемиологический режим, ограничение посещений, использование масок, обработка рук, поверхностей. Что касается пациентов, принципиальный характер патологий не изменился. Единственное, с чем столкнулись наши спинальные нейрохирурги, — увеличилось количества пациентов с жалобами на боли в спине, в грудном и поясничном отделах позвоночника, с проявлениями спондилитов (воспаление тела позвонка). Патология стала проявляться у пациентов, переболевших ковидом, на фоне сниженного иммунитета. Чаще всего такие проявления требуют не хирургического лечения, а длительной антибактериальной терапии — в течение месяца и больше.
— Как меняется характер заболеваний в последнее время? Стали ли чаще болеть молодые люди?
— Выявляется больше опухолей, метастазов в центральную нервную систему при опухолях различной локализации. Это связано с ростом уровня диагностики — она стала более доступна, в том числе в регионах, где устанавливаются компьютерные томографы, МР-томографы. Это дает врачам возможность получать картинку, которую раньше они не могли видеть. Что касается всего остального… Нет, помолодевших нейрохирургических болезней мы не видим.
— Инсульты не помолодели?
— Нет, сосудистая патология, в том числе врожденная, как была, так и есть. Просто раньше часто не знали, от чего погиб человек. А сейчас, повторюсь, диагностика вышла на достаточно высокий уровень. Компьютерная томография, ангиографы помогают выявлять сосудистую патологию, которая может дать мощнейшие внутричерепные кровоизлияния, ишемические поражения мозга.
— А что изучено не до конца?
— Генетика злокачественных, быстро прогрессирующих мозговых опухолей. Для нас продление жизни таких пациентов на каждые три месяца — победа. При определенных опухолях средний прогноз — 8–16 месяцев. И если общую статистику удается продлить хотя бы на три месяца, мы считаем, что это очень хорошо. Некоторые пациенты живут три, четыре года благодаря тому, что меняется качество диагностики, выбирается правильная комплексная тактика лечения. Поэтому постепенно количество пациентов, которые живут дольше, увеличивается.
— И за эти три года, может быть, найдут способ еще продлить жизнь пациента.
— Конечно. Всё меняется на глазах. Мы сейчас проводим генетическое обследование опухолей, дошли до секвенирования 38 генов. Это дает нам генетический спектр опухоли, на основании которого можно выбирать варианты терапии. Вот где ключ. Просто мы к нему еще до конца не подобрались.
— Каким вы видите завтрашний день нейрохирургии?
— На сегодняшний день летальность при плановых операциях в нашем центре составляет 0,31%. Еще 10 лет назад она была около 6%. То есть за 10 лет ее удалось снизить на порядок. Количество тяжелых послеоперационных неврологических осложнений также уменьшается: сейчас это порядка 5–6%, а 10 лет назад было примерно 20%.
Это не быстрый рывок. Планомерно, по нарастающей, мы идем к цели — снижению осложнений и улучшению качества жизни наших пациентов. То, что мы сейчас делаем, сравнимо с качеством работы лучших мировых нейрохирургических клиник.