«Я сидел в кабине будущего атомного самолета»
Один из учеников И.В. Курчатова, советник президента НИЦ «Курчатовский институт» Николай Кухаркин оказался в советском атомном проекте совершенно неожиданно для себя. В детстве в родном подмосковном Подольске он мечтал о небе. И как все мальчишки тогда, в первые послевоенные годы, хотел стать военным.
По окончании школы Николай Кухаркин собирался поступать в Дзержинку — высшее военно-морское училище в Ленинграде. Однажды он сидел на берегу речки, читал учебники, готовясь к экзаменам на аттестат зрелости. Как вдруг к нему подошел его приятель, который годом раньше окончил школу и уже учился в Московском энергетическом институте.
— Ты что, хочешь всю жизнь ходить застегнутым на все пуговицы? — эти слова Николай Евгеньевич помнит до сих пор. — Приходи-ка лучше к нам в МЭИ. У нас появился новый факультет, самый лучший на свете. Туда принимают по результатам первой сессии только отличников, но никто не знает, чем там занимаются.
Сессию Николай сдал прекрасно, и его пригласили на этот «таинственный» факультет — физико-энергетический. Именно ФЭФ, как со временем оказалось, окончили очень многие его будущие коллеги.
— Факультет был организован профессором Иваном Ивановичем Новиковым, морским офицером, специалистом по термодинамике. Он был одновременно начальником отдела науки в Министерстве среднего машиностроения, — вспоминает Николай Кухаркин.
Из первого выпуска в Курчатовский институт пришли Ясен Шевелев и Александр Крамеров, основоположники всех расчетных работ по конструированию атомных реакторов. Второй выпуск — Николай Хлопкин, Георгий Гладков, Борис Буйницкий — классики по атомным лодкам и ледоколам. В следующем выпуске — еще один известный в будущем сотрудник Курчатовского института член-корреспондент РАН Виктор Сидоренко. Студенты всех семи выпусков ФЭФ стали выдающимися специалистами, их работы легли в основу всей атомной промышленности.
Николай Кухаркин после окончания IV курса института, в 1952 году, попал на практику в секретное научное учреждение на северо-западе столицы.
— Мы, реакторщики, уже понимали, к каким делам нас готовят, — продолжает рассказ Николай Евгеньевич. — Но тут вдруг направляют нас неожиданно в неизвестную никому Лабораторию измерительных приборов, бывшую Лабораторию № 2. Что это? Фамилию Курчатов никто тогда не знал, впрочем, как и фамилию Королев. Мы слышали только, что есть такой «Борода», который вроде бы командует атомной промышленностью. Но фамилия его была засекречена.
Режим секретности, с одной стороны, был строгим чрезвычайно. С другой стороны, любопытство — профессиональное качество ученого. В первый же день практики Николай Кухаркин, встретив в коридоре знакомого по совместной учебе Бориса Буйницкого, с помощью намеков и иносказаний быстро разузнал, какими такими «измерительными приборами» занимается лаборатория.
Из дипломников была организована группа, которой было поручено разрабатывать авиационные и космические системы с атомными двигателями.
— В 1954 году был выпущен отчет за подписью Курчатова, Александрова и Келдыша о возможности создания крылатой атомной ракеты. Вопрос этот тогда стоял очень серьезно, — вспоминает Николай Кухаркин. — Баллистических ракет еще не было, хотя Королев уже начал ими заниматься. Считалось, что будущее средств доставки атомного оружия — за самолетами и крылатыми ракетами. Год спустя Курчатов, Александров и директор ЦАГИ Струминский выпустили отчет и о самолете с атомным двигателем.
В авиацию верили, самолетостроение стремительно развивалось, а технологии баллистических ракет казались тогда очень отдаленной перспективой. Ближайшее будущее виделось за атомными самолетами, способными, в отличие от обычной авиации, доставлять очень тяжелые грузы на самые дальние расстояния.
— Сначала приглашали Туполева стать разработчиком стратегического бомбардировщика с атомным двигателем, — вспоминает Николай Кухаркин, — но он отказался, и назначили Мясищева. Он взялся за дело плотно. Дошло до разработки эскизного проекта, до макетов. В макете кабины атомного самолета я сам сидел. Уже начинали собирать реактор.
Но тут в космос полетел Гагарин, и ставка была сделана на баллистические технологии. Хрущев в 1961 году принял решение в пользу баллистики. Завод в Филях, который разрабатывал атомный самолет Мясищева, закрыли и передали ракетной промышленности.
Но сегодня к тем разработкам 1950-х годов вновь привлечено внимание.
— Многие из дел того времени базируются на многолетних исследованиях Курчатовского института, — подчеркивает Николай Кухаркин.
В стране происходят важнейшие стратегические изменения в области науки и технологий. Под эгидой Курчатовского института сегодня объединяются ведущие научные коллективы и исследовательские учреждения.
— В современной ситуации это правильный путь, — считает Николай Кухаркин. — Именно объединение ученых разных областей в работе над общей целью позволило в свое время создать в Советском Союзе большую науку, одну из лучших в мире. Сегодня такая большая общая цель — создание и внедрение природоподобных технологий в энергетике, материаловедении, медицине, робототехнике.
