Мария Пасека: «В Монреале у меня ноги немели от страха» | Статьи

В начале октября российская гимнастка Мария Пасека сумела защитить титул чемпионки мира в опорном прыжке. 22-летняя спортсменка не оставила шансов своим соперницам на мировом первенстве, проходившем в Монреале. По возвращении на родину Мария Пасека пообщалась с корреспондентами «Известий» и рассказала о своем успехе, волнующих моментах и первом в карьере тесте на допинг.

— Нынешнее золото далось вам сложнее, чем в 2015 году?

— Было сложнее, потому что возраст уже другой, тело ведет себя по-другому. Было тяжело физически. И я почему-то стала больше нервничать, переживать.

Когда я была маленькая, было без разницы, как ты выступаешь. А теперь стала старше и начала больше задумываться. На этом чемпионате было очень много травм. И я боялась получить повреждение, поэтому и волнение усиливалось.

— У вас есть мысли, что любая травма может очень серьезно сказаться на карьере вплоть до ее завершения?

— Я об этом стараюсь не думать, но любая травма в моем возрасте может привести к концу карьеры только потому, что некоторые не выдерживают процесс восстановления.

— Вы чувствовали себя лидером в коллективе? Помогали тем, для кого это был первый крупный турнир в карьере?

— Я советовала Насте Ильянковой успокоиться, потому что видела, как она переживала, какие шальные у нее были глаза. Я ей сказала: «Покажи такой же хороший уровень, как во время тренировок в зале». К сожалению, ее «зажали» судьи. Она лучше всех сделала брусья. Я не знаю, почему ей поставили такие низкие оценки.

— Есть какие-то догадки на этот счет?

— Видимо, из-за того, что Настя мало выступала до этого. Некоторые судьи не знают ее и из-за этого решили дать такую низкую оценку. Но это лишь мои предположения.

— Есть моменты, которые вы исправили в подготовке после весеннего чемпионата Европы, на котором остались без медали?

— Хотела немного подчистить прыжок. Грубая ошибка, когда я отскакиваю от мостика, — это разведение ног. Я их еще чуть-чуть сгибаю. К сожалению, эти недочеты я не успела исправить. Но зато успела набрать форму. Думала, что после чемпионата Европы и Студенческих игр в Тайбэе сделать это будет гораздо сложнее.

— Вы наверняка анализировали свое выступление. Почему не удался первый прыжок?

— Я сильно нервничала, потому что очень хотела выиграть, подтвердить звание чемпионки мира. У меня были неудачи на двух крупных турнирах подряд. Если можно было бы передать те эмоции, которые я испытывала, мои болельщики могли бы сойти с ума.

— Как вам удалось собраться?

— Есть один секрет: у меня ноги начали немного неметь от сильного страха и переживаний. Я стала их щипать очень сильно, чтобы привести в норму. В итоге ноги в чувство пришли, но потом руки начали неметь. Мне действительно было очень страшно. Когда я проснулась утром, то испугалась. Вся была в синяках.

— В случае удачного выполнения прыжка, который у вас не получился на ЧМ, насколько велики шансы на олимпийское золото в Токио в 2020 году?

— Чтобы выиграть олимпийское золото, надо исправить грубую ошибку, о которой я говорила, и усиливать прыжок, чтобы быть недосягаемой. Чтобы на прыжке был мой элемент (смеется).

— Насколько серьезная конкуренция в вашем виде в первый постолимпийский год?

— Мне нравится, что у нас очень высока конкуренция. Это хорошо. Так получилось потому, что в новых правилах опустили базы. В 2012 году прыжок стоил дорого — шесть с чем-то баллов. Прошел один цикл — теперь база — 5,8. За счет этого они сравняли некоторые прыжки, чтобы люди боролись еще больше. Например, брусья. Девочка-китаянка делала базу 6,5. Она сделала очень много ошибок, но за счет высокой базы осталась первой. У Лены Ереминой база ниже, и она чуть-чуть ошибалась. Китаянка выиграла за счет своей высокой базы.

— Вы были достаточно активны в социальных сетях во время чемпионата, часто обсуждали решения судей. Как в сборной смотрят на это?

— Судьи тоже могут ошибаться иногда. Просто взять и не засчитать спецтребование Мельниковой — это уже слишком. Никто не понял этого. Мы хотели подать протест. Кто-то говорил, что протест нельзя было подать, хотя бельгийка это сделала. Всё было очень странно. Мы все были в шоке.

— Наверное, это извечный вопрос. У судей человеческий фактор всегда играет решающую роль. Насколько сложно это?

— Судьи — это как президент в любой стране, против них не попрешь. Они дали оценку, ты же не можешь прийти и сказать: «Я не согласна с вашим счетом моей базы и с тем, что вы мне дали такую оценку». Они поставили, и с этим уже ничего не сделаешь. Они так решили.

— Вы когда-нибудь задумывались, могут ли быть менее субъективные критерии оценки выступлений? Или это нереально в вашем виде спорта?

— На этом чемпионате мира на бревне судили очень жестко. В опорном прыжке, где я выступала, судили достаточно хорошо. На каждом снаряде судят по-разному — у каждого судьи свое мнение.

— На прошедшем чемпионате мира у вас впервые взяли допинг-пробу. Насколько для вас эта история была волнующей?

— Когда брали первый раз, было страшно. Я не знаю почему. Они сидят, на тебя такими глазами смотрят, порой даже ощущение, как будто ты на самом деле принимаешь допинг: на тебя смотрят с таким серьезным лицом. Не по себе просто, ты не понимаешь, что тебе делать. Лишний раз пошевелиться боишься, потому что они следят за тобой, пока пробу не сдашь до конца.

— Чувствовали в этом плане давление, потому что о российском спорте в связи с допингом все говорят постоянно?

— Мне безразлично, что говорят. Долго говорили, что Мария Шарапова на допинге, а сестры Уильямс питаются правильно. Это же бред.

— Вы остались недовольны некоторыми организационными моментами. С чем это было связано? Монреаль все-таки спортивный город.

— Организация у них была не на высшем уровне.

— В чем причина?

— Этого никто не знает и не понимает. Например, были проблемы с транспортировкой. Приходит автобус, который по идее должен сразу же отправляться, а водитель, говорит, что он никуда не поедет. А у нас всё расписано по минутам, и это вызывает дискомфорт.

— У российских спортсменов, которые выезжают за границу, возникает проблема языкового барьера. У вас есть с этим проблемы?

— Я в детстве учила английский. Что помню, попытаюсь сказать, сыграть в игру «Крокодил» — «объясни без слов».

— Вас понимают?

— Есть люди, которые тебя поймут, а есть люди, которые смотрят как на дурочку.

— Вы сказали, что раньше болели за футбольный «Спартак», потом за ЦСКА, а теперь вообще ни за кого не болеете. Как в соцсетях на это отреагировали ваши поклонники?

— Наверное, из-за того, что я девушка, мне никто ничего не стал говорить.

— Футбол вам стал безразличен?

— У меня началась неприязнь, когда я начала углубляться в футбол. Видела, что футболисты постоянно проигрывали, и им было всё равно. Они проиграли, им деньги заплатили и прекрасно себя чувствуют. Это и оттолкнуло.

— У вас есть понимание, почему у футболистов огромные зарплаты относительно других видов спорта?

— Футбол — это более престижный вид спорта. Сколько мужчин ходит на него и готовы жизнь отдать за это.

— Обиды нет, что так популярен вид спорта, который в России не очень успешен уже 25 лет?

— Обида есть. У нас существуют другие виды спорта. Возможно, некоторым это неинтересно, и футбол им интересен только за счет ситуации около футбола.

— Атмосфера?

— Да. Подраться, покричать.

— Вы бы не хотели, чтобы у вашего вида спорта были такие болельщики?

— Было бы очень здорово, если бы болельщики любили другие виды спорта, приезжали с нашим флагом. Взять Олимпиаду, когда все трибуны в один голос скандируют USA!. Если бы так было за нашу страну, это дало бы столько адреналина, уверенности.

— Вы хоть раз ощущали такую поддержку?

— Только на этом чемпионате мира. Очень было приятно, когда иностранные болельщики надевали куртки и кепки с российской символикой и пытались кричать «Давай!». Там, правда, ничего было непонятно, но очень приятно, когда подходили, просили сфотографироваться и дать автограф.

Подписывайтесь на наш канал «Известия СПОРТ» в Twitter и Instagram