Февраль и октябрь я обычно проводил в деревенском домике моих родственников. Писал: в деревне хорошо пишется. Историческая память подсказывала мне, что в эти месяцы лучше ограничиться своим прямым делом. Нехорошие месяцы. Но юбилейный год — год особый. Тихая моя обитель пала жертвой стихии, и, что примечательно, — как раз-таки в феврале. Строение площадью 50 м2 пожарные тушили 3 (три) дня, поскольку всё, что вспыхивает в феврале, потушить очень сложно. Стоит ли говорить, что в октябре (который исторически ноябрь) отсидеться вдали от событий у меня уже не было шансов. События, по счастью, оказались не революционными, а, напротив, научными и культурными.
Открылись они грайфсвальдской (мирной) конференцией по средневековому историческому повествованию (28 сентября – 1 октября). Грайфсвальд — игрушечный немецкий городок на берегу Балтики. Знаменит, среди прочего, тем, что из пены морской там выходит на поверхность газпромовская труба. Есть, однако, и другие формы кооперации с Грайфсвальдом — менее, может быть, известные, но не менее значимые. Совместно с тамошними учеными мы, здешние, издаем один из древнерусских хронографов (XV век). Для тех жителей ФРГ, которые не читают по-церковнославянски, текст снабжен немецким переводом. Сведения, предоставляемые хронографом, возможно, не самые свежие, но немцы есть немцы: во всем основательны. Изучая Россию, делают дальний разбег.
Так вот, средневековое историческое повествование. В отличие от нынешнего оно не знало идеи общественного прогресса. Прогресс мыслился как достижения в сфере личностной, а уж они, как следствие, улучшали общественную ситуацию. В Средневековье не было культа будущего, во имя которого приносились бы огромные жертвы. Средневековый человек жил сегодняшним днем и старался по мере сил его украсить. Именно поэтому не было революции 1417 года.
Из Грайфсвальда мы с женой поехали в Берлин, где встречались, выражаясь языком учебника, с деятелями русской культуры. Очень разными, но, несомненно, яркими.
1 октября. Скрипач-виртуоз Сергей Малов. Предложил мне совместно выступить в концерте памяти Паганини. Когда же я, стесняясь, спросил, в каком качестве буду концертировать, выяснилось, что речь идет о подготовке и чтении текстов. О чем? О чем угодно, кроме скрипки с одной струной, на которой Паганини так неутомимо играл. «Или ты хочешь тоже играть?» — удивленно спросил Малов. Понятно, что я хочу. Моя проблема как исполнителя в том, что в чем-то я пошел дальше Паганини и могу играть только на скрипке без струн.
2 октября. Писатель Владимир Сорокин. Я привез ему экземпляр филологического альманаха «Текст и традиция» с пацифистской аббревиатурой ТТ. В альманахе помещено блестящее эссе Сорокина «Нормальная история» — о романе, естественно, «Норма». Как это ни парадоксально звучит, мало кто связан с традицией так тесно, как этот писатель. В каком-то смысле сочинения Владимира Сорокина являются антологией стилей русской литературы — от ее начал до современности. Традиционалистов и новаторов примирила в отношении Сорокина повесть «Метель». Для первых она — трогающее душу повествование (жалеют в особенности маленьких лошадок), для вторых — образцовый постмодернистский текст. Среди прочего мы говорили с Сорокиным о том, что английский юмор почему-то не прижился на русской почве. И действительно — почему? Холодно, наверное.
3 октября. Искусствовед отец Владимир Иванов. Человек легендарный. Стоял у истоков художественной группы «Петербург», в которую в 1960-е годы входил Михаил Шемякин. Кстати, именно он меня с отцом Владимиром и познакомил. Только что вышли завершающие тома «Триалога» — без преувеличения выдающегося труда трех авторов: В.В. Иванова, В.В. Бычкова и Н.Б. Маньковской. Книги представляют собой глубокую и неспешную беседу о философии искусства.
В тот день в Берлине, эвакуировав десятки тысяч жителей, обезвреживали авиабомбу времен войны. Отец Владимир со свойственным ему спокойствием водил нас по городу, рассказывая о его архитектуре. Прогулка завершилась в ресторане, который посещал еще Гофман. Слушая отца Владимира, я думал, что культура — лучшее, видимо, средство для обезвреживания бомб.
5 октября. Стокгольм. Именно там — независимо от своего телесного пребывания — в этот день находились все, кто пишет или читает. Нобелевская премия — у первоклассного писателя Кадзуо Исигуро. Я, правда, думал, что лауреатом будет ветеран Милан Кундера, но это не помешало мне от души порадоваться за Исигуро. «Не отпускай меня» — замечательный роман. Все от начала до конца условное, непонятно, откуда, что и зачем, но происходящее по-настоящему трагично. О Диккенсе, которого упрекали в слабости сюжета, Честертон однажды сказал, что лестницы, по которым приходят диккенсовские герои, отваливаются. А те сидят себе и беседуют, словно на небесах, и уже совершенно не важно, как они туда попали. Исигуро про лестницы вообще не думает и ничего не объясняет. Прочитав его, я понял: не надо ничего объяснять.
Нынешнее решение Нобелевского комитета знаменательно своим возвращением к литературе в узком смысле. Последние пару лет премия давалась вещам в своих областях достойным, но эти области пересекались с литературной лишь частично. Когда в прошлом году кто-то из немцев спросил меня, какой вывод русские писатели сделали после награждения Боба Дилана, я призадумался. Но, вспомнив старый анекдот, сказал, что теперь нам нужно еще немножечко петь.
12 октября. В Большом театре прошла церемония вручения премии «Ясная Поляна». В качестве члена жюри могу сказать, что в номинации «Современная русская проза» короткий список получился достойным и ровным, так что выбрать победителя было непросто. Им стал Андрей Рубанов с романом «Патриот». Лауреат премии в номинации «Иностранная литература» — великий Марио Варгас Льоса, нобелиат и живой классик. Толстовскую премию он получил за роман «Скромный герой». С введением этой номинации «Ясная Поляна» приобрела качества большой международной премии. Церемония награждения победителей вызывает теперь особый интерес. Хочется верить, что уже вскоре выражение «октябрьские праздники» будет подразумевать именно ее.
Автор — писатель, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинского Дома)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
