Ретроспективы Кустодиева, Брюллова, Дейнеки; проекты, посвященные 80-летию окончания Второй мировой. А еще — целый ряд выставок по русскому авангарду. Российских поклонников искусства в 2025 году ждет немало интересного, хотя музейная сфера по-прежнему может полагаться только на отечественные собрания. Но сегодня уже нет сомнений, что к новой реальности арт-среда адаптировалась и даже научилась извлекать из существующих ограничений плюсы.
Когда в 2022 году стало ясно, что межгосударственный музейный обмен будет остановлен, это казалось катастрофой. Настолько мы привыкли видеть в России шедевры и целые выставки из-за рубежа (вспомним хотя бы сверхуспешные экспозиции прерафаэлитов, Тернера, Лейденской коллекции в ГМИИ, громкие, а подчас и скандальные проекты современных западных художников в Эрмитаже), что казалось невозможным обойтись своими силами, особенно в отношении зарубежного искусства.
Впрочем, не все уже помнят, что еще задолго до этих событий мы перестали получать произведения из США — и вовсе не из-за геополитики, а как следствие так называемого дела библиотеки Шнеерсона. В 2010 году американский суд стал накладывать ограничения на российское имущество по иску любавичских хасидов, которые требовали у Москвы вернуть принадлежавшие им прежде книги и документы. Штаты не смогли дать гарантии, что вещи из наших музеев не будут арестованы. Соответственно, мы перестали их выдавать, а заокеанские институции поступили зеркально. Повлияло ли это на выставочную деятельность? Безусловно, ведь в американских собраниях хранятся выдающиеся экспонаты. Стало ли фатальным? Отнюдь.
И вот в 2022-м нам и вовсе пришлось распоряжаться лишь своим достоянием. Да, это сделало невозможным проведение многих запланированных проектов. Скажем, ГМИИ планировал ретроспективу Арчимбольдо — крайне дефицитного художника эпохи Возрождения, вещей которого в российских музеях нет вовсе. Понятное дело, выставка не состоялась. Но залы не должны пустовать, а значит, вместо зарубежных экспонатов зрители в итоге увидели (и будут видеть в обозримом будущем) российские.
Не секрет, что в постоянных экспозициях демонстрируется малая доля того, что хранится в фондах. Вот лишь несколько цифр. Собрание Эрмитажа — около 3 млн предметов. У Государственного музея истории Санкт-Петербурга — более 1,3 млн. У ГМИИ им. А.С. Пушкина — 610 тыс. А ведь есть еще менее крупные, в том числе региональные заведения, есть архивы, где тоже хранятся несметные сокровища (в основном, графика), которые публика может посмотреть только на выставках.
Понятно, что предмет предмету рознь, и дело не только в формальных показателях. За рубежом есть вещи незаменимые, в том числе из русского искусства. А многие произведения из российских музейных фондов непригодны для экспонирования из-за состояния сохранности, ну или не слишком интересны для широкой публики. Но, поверьте, шедевров у нас всё равно немало, в том числе тех, которые недооценены, не очень известны и выставляются крайне редко. И сложившаяся ситуация — хороший стимул, чтобы их изучить, а то и отреставрировать.
Любая серьезная выставка — это не просто «привезли и показали». За кулисами — обширная научная работа, в результате которой иногда удается узнать немало нового. В феврале в Центре изучения конструктивизма «Зотов» откроется выставка произведений Михаила Матюшина и Елены Гуро, двух выдающихся фигур русского авангарда, и в процессе ее подготовки кураторам даже в музейных собраниях удалось обнаружить вещи, которые прежде не были известны — например, один из пейзажей Гуро всегда демонстрировался как односторонний, а на обороте холста оказалось не менее прекрасное изображение; еще один предмет числился во вспомогательном фонде и в принципе не воспринимался как произведение искусства, но оказался очень интересной скульптурой Матюшина. Ну а целый ряд листов из архивов получили уточненные атрибуции и впервые предстанут перед зрителями.
И это только один пример. В последнее время всё чаще звучит определение «выставка-открытие»: речь и об открытии для публики (скажем, если в фокусе — творчество не самого известного живописца), но также и о концентрации искусствоведческих находок. Не обязательно они связаны с атрибуцией вещей — не менее интересна может быть история их бытования, коллекционирования.
ГМИИ им. А.С. Пушкина делает ставку в 2025-м именно на эту тему. «Музей Барятинских. Европейское искусство XVII–XIX веков» расскажет о собрании русских князей, владевших произведениями Дюрера, Джордано, Рембрандта. А «Вернуть будущему. К истории шедевров, утраченных и сохраненных во Второй мировой войне» раскроет секреты реставрации полотен, пострадавших из-за пожаров в берлинском бункере в мае 1945 года и спасенных благодаря сотрудникам Пушкинского музея.
Публика, конечно, традиционно ждет музейных «блокбастеров» — монографических проектов вокруг звездных имен. И в наступившем году недостатка в них не будет. Третьяковка обещает ретроспективы Бориса Кустодиева, Ильи Машкова, а еще — примет эстафету у Петербурга и покажет творчество Карла Брюллова; Русский музей же продемонстрирует искусство Александра Дейнеки. Список, заметим, далеко не полный. И каждая такая выставка сопряжена с большой работой по изучению фондов, реставрацией произведений, поиском и оценкой вещей из частных собраний.
«Что же мешало заниматься всем этим раньше?» — можно задать вопрос. Занимались, конечно. Но силы музейных сотрудников и ресурсы спонсоров не безграничны. И если они направлены на привоз вещей из Англии для прекрасной, замечательной выставки Тернера, это значит, что не будет, возможно, не менее прекрасной, замечательной выставки из российских фондов; если можно взять шедевр у западного музея, который гарантированно привлечет публику, значит, не обязательно шерстить архивы или рыться в фондах условных Сыктывкара, Саранска, Оренбурга (кстати, привезти в Москву вещь откуда-нибудь из-за Урала — удовольствие недешевое).
Наконец, всё более важной становится концепция выставки. Понятно, что ставку на имена как таковые теперь сделать сложнее. Даже если говорить о российских художниках. Ведь как собрать серьезную ретроспективу, скажем, Кандинского, если множество его ключевых, принципиально важных вещей — за границей? А значит, нужно придумать необычный ракурс, найти неочевидный угол зрения, чтобы в итоге получилось нечто убедительное из того, что есть в доступе. Это вызов. И, похоже, российские музеи с ним справляются.
Ну а музейный обмен когда-нибудь, естественно, возобновится. И снова к нам пойдут чередой знаковые вещи со всего мира. Пока же — давайте присмотримся к тому, что буквально у нас под носом. И оценим это по достоинству.
Автор — кандидат искусствоведения, лауреат Премии им. Сергея Курехина
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
