«Наша задача — не ждать конца, а удержать нашу веру, государство, культуру, язык»
В мире настали «камуфляжные времена». Об этом говорит в сингле из будущего альбома рэпер Артем Саграда, участник коллектива «Соль земли». Его тексты посвящены событиям в Донбассе и на Ближнем Востоке, а своей аудиторией артист считает людей из глубинки. После выступления на передаче РЕН ТВ «Соль» в творчестве Саграды началась новая глава. «Известия» узнали, когда музыкант выступит перед участниками СВО и куда движется наша цивилизация.
«Не пытаюсь свалить человека собственным культурным уровнем»
— Артем, в своих текстах вы саркастично отзываетесь о благополучной пресыщенной городской молодежи, хипстерах, которые и были основными потребителями рэпа в нашей стране. Но если не они, то кто ваш зритель сегодня?
— Мне бы и самому было интересно это узнать. Но то, что вы описали, — это все-таки какие-то проценты от общего населения нашей страны. Есть еще огромная территория, где людям всё это чуждо. Они там живут так же, как 10 лет назад, живут простыми вещами.
На самом деле рэп, который мы любили в подростковом возрасте, как раз и появлялся в гетто — в окружении нищеты, безработицы, наркотиков… Было лишь несколько возможностей, как выбраться из всего этого: стать звездой спорта, заняться крупным криминалом, ну и делать рэп. А сейчас получается, что рэп создают ребята из довольно обеспеченных семей, которые могут себе позволить домашние студии, крутой звук и чья мама в соцсетях напишет: «Смотрите, мой сын рэпер, он без прав ездит по Москве, потому что ему еще 14 лет».
— Получается, вы ориентируетесь на людей из глубинки, простых ребят. Но в ваших текстах есть такие строки, которые явно предполагают весьма высокий уровень образованности, эрудиции. Например: «Как в первые века убили сотни тысяч христиан / Это не Юлиан Отступник, не Диоклетиан». Вы не боитесь, что для той аудитории, о которой мы говорим, это просто китайская грамота?
— Да нет, у меня очень уважительное мнение о своих слушателях. В строчках, которые вы цитируете, всё прозрачно, даже если не знать подробностей. Ну и потом, у каждого смартфон, в смартфоне поисковик, и если человеку интересно, он забивает неизвестное слово и всё узнает. При этом я не пытаюсь человека свалить собственным культурным уровнем, образованностью, терминами, историческими событиями, датами, аллюзиями и так далее, как это делает Оксимирон (признан иноагентом. — «Известия»).
— А вообще рэп — интеллектуальное искусство?
— В рэпе всегда проявляется личность артиста, в том числе его интеллект. Это касается и зарубежного рэпа. Ошибочно полагать, что там только про шмаль, тачки и так далее. На самом деле нет. Та же суперизвестная группа Wu-Tang Clan демонстрирует такой культурный уровень! В их текстах столько всего о религии, истории, такое количество отсылок к кинематографу, книгам… Я просто по образованию переводчик, немного знаю американские тексты и могу оценить этот аспект.
— В вашей же песне звучат слова рэп-математика, хип-хоп-архитектура.
— Когда ты школьник, то слово «математика» вызывает, наверное, не самые приятные эмоции. Но в моем возрасте математика воспринимается как одно из проявлений божественного. Высшая гармония. Архитектура же — сложнейшее искусство. Даже в наше время, когда строят гигантские небоскребы, ты смотришь на средневековые соборы и понимаешь, что это сложнее в разы, это рукотворное чудо!
Конечно, в рэпе каждый исполнитель тоже пытается продемонстрировать, что он умнее, хитрее других артистов. Отсюда же и батл-рэп: два оппонента стоят и соревнуются, кто быстрее соображает и лучше придумывает рифмы.
«Жанр батл-рэпа агонизировал»
— Кстати, батл-рэп — ваша тема? Не хотите попробовать себя в этом жанре?
— В том виде, в котором это было очень популярно у нас лет пять назад, — нет, не моя тема. Мне кажется, это искусственно раздутая история. Хотя я, как и большинство пользователей Сети, наблюдал за всем этим. Интересны были все эти имена. Гнойный какой-то… Почему он Гнойный? Болеет чем-то? Но сам я не могу выйти, встать вот так лицом к лицу с другим человеком и в течение полутора часов оскорблять его и слышать оскорбления. Я психологически к этому не готов. Думаю, в какой-то момент это просто переросло бы в рукоприкладство. Причем неизвестно, кто бы победил, возможно, пришлось бы получить по лицу и мне, но я в любом случае не дал бы себя унижать. А там ведь практиковалось именно это — просто за гранью добра и зла: оппоненты оскорбляли родственников, ставили под сомнение сексуальную ориентацию....
— Было бы интересно, если бы вы, допустим, бросили вызов какому-то либеральному рэперу и устроили нечто вроде политических дебатов, только в стихах.
— Такие истории тоже были. Но вы знаете, этот жанр агонизировал. И чтобы он совсем не помер, они перепробовали всё, в том числе и политику. Безрезультатно. Впрочем, участникам батлов я отдаю должное: они морально крепкие ребята. У меня такой выдержки просто нет.
— Опять цитирую ваши строки: «Наш рэп военно-полевой, в обстановке, максимально приближенной к боевой». Почему вы захотели говорить со своим слушателем о патриотизме, вере, русском культурном коде?
— Меня это тревожило, интересовало. На моем первом альбоме шла речь о встрече с православием, а уже на втором эта идея развивалась и делался вывод, что именно по религиозно-нравственному аспекту мы находимся в определенной оппозиции ко всему остальному миру. И когда начали происходить события на Донбассе, я только укрепился во мнении, что взял в творчестве правильный вектор.
«Как только Скляр позвонит — я поеду на Донбасс»
— В 2016 году вы были с концертами на Донбассе. Что стало побудительным мотивом поехать туда?
— Когда в Одессе 2 мая 2014 года произошли трагические события, мы написали первую песню, касающуюся этой темы. Она называлась «То, что я должен сказать», как у Александра Вертинского. Все знают, что Вертинский написал эту композицию в качестве реакции на расстрел большевиками юнкеров, защищавших Кремль. И я взял то же самое название. Дальше были песня «Лицо огня» и несколько других — тогда уже я обозначил свою позицию.
И появилось ощущение, что это некоторым образом обязывает нас не только на словах стать причастными к этой истории. Поэтому весной 2016 года сделали благотворительный концерт, где собрали какую-то небольшую сумму на гуманитарную помощь Донбассу. И после этого на нас вышли люди оттуда — казачье подразделение из Луганской народной республики — и пригласили выступить.
Они взяли на себя всю логистику, возили нас и в Луганск, и в Донецк, и по более мелким городам. А спустя еще два года мы выступили в Донецке на фестивале «Лава».
— Какие впечатления остались от общения с казаками?
— Было очень здорово с ними общаться. Они стали для нас лицом региона. Там, в ЛНР, еще сохранялась такая особая атмосфера. Все, кто хотел, сбежали — одни в Киев, другие — в Россию. И власть забрали простые мужики, как в Гражданскую войну. Помните песню «По долинам и по взгорьям»? В ней есть слова «разгромили атаманов, разогнали воевод». Вот в ЛНР было именно так.
И прикоснуться к этому духу, побывать рядом с людьми, которые взяли в руки оружие и попытались сами свое счастье организовать на своей территории, — это было незабываемо.
— Какое общее впечатление осталось от первых посещений Донбасса?
— А можно матом ответить?
— Нет.
— Жаль. Есть такой писатель Михаил Елизаров, помимо романов он еще песни пишет. У него есть песня «Селигер» про ДНР, и там такие слова: «А вокруг очаровательный ****». Вот именно так мы это восприняли. То есть это крах полный, разруха, смерть, практически голод местами, но вместе с тем — такие красивые люди, истории, ситуации, такой сильный дух!
— На передаче «Соль» на РЕН ТВ вы сказали, что готовы поехать туда снова. Есть какие-то конкретные планы?
— На передаче мне предлагал поехать Александр Феликсович Скляр. Как только он позвонит — я поеду. Кроме этого, недавно я случайно столкнулся с военкором Семеном Пеговым, и он мне с ходу сказал: «Приезжай. Тебе будут рады». Я готов. Позовите, приеду. Да много на самом деле есть идей, но пока, мне кажется, мы должны выложить альбом, провести концерты в его поддержку, и уже после этого я, конечно, поеду на Донбасс. Сам очень хочу. Зовет сердце.
«Не верю, что будет какой-то золотой век»
— Когда альбом выйдет?
— Надеюсь до конца года его выпустить.
— Трек «Камуфляжные времена», который вы недавно выпустили, войдет в пластинку?
— Да, это второй сингл оттуда. Идея записать его появилась после передачи. Мы тогда как раз возобновили творческую деятельность. И передача стала таким, знаете, водоразделом для меня. Мне был задан прямой вопрос: «Почему ты молчишь?». Я и не стал молчать, мы сделали этот трек. Хотя, если честно, я никогда не думал, что наши песни однажды пропустят на один из центральных каналов. Но — вот, это стало возможно. Маятник качнулся в правильную сторону. Я, конечно, очень благодарен всему продюсерскому составу телеканала РЕН ТВ за то, что позвали меня в «Соль». Это мое первое появление в федеральном эфире.
— В своих треках вы не раз предсказывали какие-то события, которые мы сейчас наблюдаем. Например, композиция, где речь о войне в Израиле. У вас есть дар предвидения?
— Да нет, просто все эти вещи лежат на поверхности. И предсказано это не нами, а Новым Заветом и Ветхим Заветом. Просто некоторые интернет-пользователи слышат песню и сразу такие: «Вау! Как можно это угадать?» Да вы просто не следили за событиями на Ближнем Востоке. Так что ничего я не предвидел, да и радоваться здесь нечему. Я просто живу в религиозной системе координат, которая предполагает, что мы движемся к концу как цивилизация. Не верю, что будет какой-то золотой век с летающими электросамокатами, шлемами виртуальной реальности и всеобщим цифровым ништяком. Я вижу, что сбывается то, о чем написано в священных текстах. А там говорится, что будет всеобщее отступление от веры, тотальный контроль одного государства и так далее.
Но, с другой стороны, я, конечно, далек от всякого псевдоправославного сектантства, призывающего всё бросить, вырыть землянку и ждать падения кометы. В тех же священных текстах есть фраза Иисуса Христа: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один». И наша задача — не ждать конца, а всячески его отсрочивать, пытаться удержать нашу веру, государство, культуру, язык…
— Вот, кстати, по поводу языка не могу не спросить: будучи человеком, работающим со словом, что думаете о законопроекте против иностранных заимствований, англицизмов, который внесли в Думу?
— Это, знаете, палка о двух концах. Не буду лукавить, мне самому режут слух какие-то англицизмы, причем я склонен думать, что это чисто мои филологические наклонности, а большинству народа — норм.
Взять, например, очень популярное сегодня понятие «гендер-пати». Ведь если разобраться, вполне себе милая штука. Когда супруги ждут ребенка, они делают УЗИ, результат запечатывают в конвертик. Потом собирают друзей, близких и во время вечеринки открывают этот конверт, при всех узнавая пол своего будущего ребенка. Нормальная движуха! Но сама фраза «гендер-пати» насилует мои уши чудовищно.
А с другой стороны, привычные нам слова, которые мы считаем исконно русскими, оказываются на самом деле заимствованиями из других языков, если покопаться в их корнях. Просто то, что мы слышим с детства, для нас становится нормой. В общем, да, нужно как-то защищать свой язык, какие-то меры принимать. Но людям не запретишь говорить так, как они хотят. Перед войной с Наполеоном французский был главным языком нашего дворянства. Говорить по-русски считалось дурным тоном. У нас такого нет, значит, уже всё неплохо. Значит, в правильном направлении движемся… Хотя «гендер-пати» — это жестко (смеется).
«В наше время поэзия уже не играет такой роли, как в XIX и XX веках»
— На передаче «Соль» вы говорили, что в песнях, которые вы сочиняете, для вас первостепенны все-таки тексты, а не музыка. А можете ли представить, что они будут издаваться именно как стихи — в поэтических сборниках? Скажем, творчество Высоцкого сейчас многие воспринимают именно как поэзию.
— Высоцкий — он такой один. Он действительно был поэтом, и его тексты выдержали проверку времени. «Баллада о любви» — это такой шедевр! С ним что хочешь делай, хоть на бумаге издавай, хоть переаранжировывай — всё выдержит. Но где Высоцкий и где я? Я писал стихи в подростковом возрасте, сейчас — нет. В том числе потому, что это в наше время поэзия, увы, уже не играет такой роли, как в XIX и XX веках. Вы много знаете современных поэтов, кроме нескольких раскрученных женщин? Я — не очень. Мне кажется, рэп — это более актуальная форма.
— Но почему нельзя взять тексты из рэпа и просто напечатать?
— Это будет очень однообразно. В поэзии присутствуют различные стихотворные размеры, формы, способы рифмовки и так далее. Благодаря этому хорошие поэтические сборники никогда не были скучными. Рэп же, как правило, длинная монотонная штука: плюс-минус четверостишия, рифмованные по окончаниям. И если это без музыки на бумагу всё свалить, будет такое себе… Я не ставлю между текстами рэпа и поэзией знак равенства, это разные вещи. Мой друг Андрей Бледный из группы 25/17 говорил, что поэзия — вещь в себе. Уже в ней самой есть музыка, ритм. Для нее не нужен аккомпанемент.
— Если бы вы сейчас могли обратиться к себе же 10 лет назад, что бы сказали, посоветовали Артему Саграде в прошлом?
— Сказал бы: «Ты всё правильно делаешь! Делай то, что делаешь, то, что должен».
— А 20 лет назад?
— Ой, тогда бы я уже советовал не встречаться с такой-то девочкой, не дружить с такими-то ребятами, потому что они плохие и не тому научат…
— Ну вы же были уже взрослым человеком тогда. Вам около 20 было. Неужели такие советы понадобились бы?
— Мое поколение было довольно инфантильным, незрелым. Хотя нынешние двадцатилетние всё переплюнули.
