Особенности национальной орнитологии: американский ученый проникся русским духом
Оригинальное название книги американского орнитолога Джонатана Слата содержит подзаголовок со словом quest. Пожалуй, именно к «квесту» приближается по жанру рассказ о том, как в 2006—2010 году автор проводил время в самых глухих уголках Приморья, работая над своей диссертацией в университете Миннесоты. Эта работа имела не только научный, но и практический смысл. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».
Джонатан Слат
«Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире»
М. : Альпина нон-фикшн, 2023. — пер. с англ. — 384 с.
Изучив ареал обитания и пищевое поведение редкого рыбного филина, Слат выработал рекомендации по стабилизации или росту численности местной популяции филинов «путем сокращения их смертности и защиты гнездовых и охотничьих участков». Прежде всего речь шла о корректировке методов лесопользования и прекращении вырубки старых деревьев, в которых любят гнездиться филины.
В эпилоге Слат проявляет себя не только как теоретик, но проявляет самое деятельное участие в судьбе рыбного филина: по примеру японцев сооружает в пострадавшем от тайфуна Приморье искусственные гнезда из 200-литровых пластиковых бочек из-под соевого масла. Там же, в конце книги, можно увидеть и самого автора в обнимку с любимой птицей. Слат сфотографировался на память с одной из самок рыбного филина, выловленной им для установки регистратора перемещений.
«Она сжимала в клюве рыбку и невозмутимо глядела в сторону реки», — комментирует орнитолог эту фотографию, с которой сам глядит тоже молодцом — мужественно и сурово. Обладатель мягкого характера вряд ли бы выдержал описанный в книге процесс упорной ловли постоянно ускользающих филинов среди непролазных снегов Хабаровского края, но, думается, мужества и суровости у Слата дополнительно прибавилось в результате контактов с местными помощниками и просто аборигенами. Среди них в книге встречаются довольно экзотические экземпляры, чьи повадки ученый описывает не менее добросовестно, чем жизнь пернатых: «Виктор Чепелев сидел на кухне спиной ко мне: сгорбившись на низком табурете у печки, он чистил и нарезал картошку охотничьим ножом. Из одежды на нем были только кальсоны и тапки. Крепкий, но худощавый, с рельефом мышц под загрубевшей кожей и буйными волосами до плеч — трудно было сказать, сколько ему лет — наверное, ближе к шестидесяти. Когда он обернулся, я обратил внимание на его поразительное сходство с музыкантом Нилом Янгом».
Но начинает свой рассказ Слат все-таки с филина, первая встреча с которым произвела на него неизгладимое и даже немного сюрреалистическое впечатление. Самая гигантская в мире сова «казалась слишком большой и комичной, чтобы быть настоящей птицей, будто кто-то второпях обклеил годовалого медвежонка пригоршнями перьев, а затем водрузил ошарашенное животное на дерево. <...> После того как мы спугнули филина, я перелистал потрепанные страницы полевого справочника, но безрезультатно — таких птиц там не было. Нарисованный там рыбный филин походил скорее на унылый мусорный бак, чем на развязного гоблина, которого мы только что видели, и никак не соответствовал моим представлениям о нем».
Не менее яркий рассказ принадлежит одному из самых эксцентричных персонажей книги по фамилии Катков. Он запоминается не только чрезвычайно мощным и разнообразным храпом, изводящим всю экспедицию, но и нетривиальным хобби — коллекционированием фотографий необычных писсуаров (о чем только не говорят в своих палатках орнитологи, коротая томительные часы в ожидании филинов). Катков создает эффектный контраст между своими романтическими мечтами о редкой птице и более приземленной реальностью. Вначале он «представлял себе величественных созданий, которые обитают в заповедных краях: сидят на запорошенных снегом кедрах, спускаются к горным речушкам с кристально чистой водой и ловят там огромных лососей».
Однако первая же встреча с объектом исследования развеяла всю романтику: «За последним поворотом дороги на подъезде к Амгинскому перевалу фары выхватили из темноты рыбного филина. Он сидел на обочине на старой автомобильной покрышке, промокший насквозь под проливным дождем, и заглатывал лягушку! Признаюсь, я ждал чего-то большего. Выглядел он отнюдь не по-королевски!»
Книга «Совы во льдах» содержит много интересных для натуралистов подробностей работы орнитолога, задавшегося целью произвести телеметрические исследования: процесс выслеживания и «выслушивания» филинов, сооружения для них ловушек, а потом — систематизации данных, которые едва ли не чудом всё-таки удалось собрать (учитывая, что не каждая из отловленных и окольцованных птиц готова была мириться с прицепленным к ней датчиком и при достаточной ловкости могла просто расклевать дорогостоящую аппаратуру). Но помимо орнитологической ценности книга представляет собой и занятный социопсихологический документ, запечатлевший взгляд представителя западной цивилизации на жителей Приморья, с которыми он провел много месяцев бок о бок.
Чтобы не слишком выделяться среди селян, Слат начинает носить камуфляжные штаны, но поначалу, конечно, привлекает повышенное внимание самим своим видом: «Бородатый молодой человек 28 лет, я никак не походил на местных: мои русские сверстники, как правило, ходили чисто выбритыми, да и пухлая красная куртка выделялась на фоне приглушенных оттенков серого и черного, принятых среди русских мужчин». Временами своими комментариями о русских нравах и быте Слат напоминает финского персонажа Вилле Хаапасало в комедии «Особенности национальной охоты», который сначала всему удивляется и немного пугается, но постепенно осваивается и подпадает под обаяние загадочной русской души. Особенно тревожит американца сопряженная с его исследованиями необходимость периодически выпивать изрядное количество крепкого алкоголя: «Традиции русского застолья предполагают, что, если к вам пришли гости и на столе появилась бутылка водки, ее придется выпить до дна. Некоторые производители водки за ненадобностью не используют даже бутылочные пробки, заменяя их алюминиевой фольгой, которая легко снимается. Бутылка либо полна, либо пуста, и промежуток между этими двумя состояниями очень короткий».
Отчаявшись угнаться за русскими по части выпивки, Слат немного реабилитируется в глазах аборигенов, с честью выдержав испытание баней под пристальным взглядом все того же брутального охотника Чепелева: «Когда я вышел голым и распаренным на ледяное крыльцо бани, то почувствовал, что он все еще наблюдает за мной, вероятно удивляясь тому, что я справился и не капитулировал. Будь я тогда один, наверное, просто постоял бы, наслаждаясь ночной тишиной и временной невосприимчивостью к пронизывающему холоду, но вместо этого я зачерпывал пригоршни снега и энергично растирал ими лицо, шею и грудь». За это мужество и артистизм Джонатану Слату, удостоившемуся лестного комплимента «Какой-то ты странный американец», можно, пожалуй, простить даже некоторую пренебрежительность к убогой бедности русского деревенского быта, порой невольно проскальзывающую в заметках орнитолога.
Впрочем, легкие нотки снисходительности окончательно растворяются, когда научного руководителя Слата простые приморские селяне потчуют незабываемым завтраком: «Огромную чашу с лососевой икрой окружали масло, колбаса, помидоры, свежий хлеб и жареная рыба, на сервировочной тарелке дымились приготовленные на пару фаланги камчатского краба, а рядом стояло внушительных размеров блюдо с кубиками вяленого мяса лося. Все это в изобилии водилось в лесах, реках и морях неподалеку от Амгу, но для нас, людей приезжих, это были настоящие деликатесы».
