Что общего может быть у исторического экзоскелета, сканера отпечатков пальцев, соединенного с нейросетью, и розовых зайцев-роботов на велосипедах? Всё это — экспонаты выставки «Формы диалога», представленной Политехническим музеем в Московском музее современного искусства (ММОМА). В проекте, объединившем предметы из музейных фондов и работы победителей всероссийского конкурса Science.Technology.Art (STArt), технологии и искусство встречаются лицом к лицу. Но оказывается, что главный герой здесь — всё равно не машины и механизмы, а человек.
Экспозиции, посвященные science art, в последние годы стали, фактически, самостоятельным выставочным жанром. В отличие от более традиционных выставок живописи, графики или скульптуры демонстрация технологического искусства, во-первых, располагает к интерактивности, взаимодействию зрителей и экспонатов, а во-вторых, окончательно стирает грань между жанрами и воздействует на посетителей всеми возможными средствами — не только визуальным образом, но и звуком, тактильными ощущениями, текстами, генерируемыми в реальном времени текстами, и так далее.
И получается парадоксальная ситуация. С одной стороны, это концептуальное современное искусство, где без чтения подробных экспликаций (а в идеале — комментариев экскурсовода) мало что понятно. С другой же — увлекательный квест, приключение, в котором посетитель может потрогать экспонаты и испытать яркие эмоции, как в детстве от какой-нибудь необычной заводной игрушки. В общем — почувствовать себя ребенком.
Например, один из экспонатов «Форм диалога» — «Терминальный выбор» Ильи Смирнова — представляет собой прямоугольный металлический блок с сенсорным экраном, через который пользователь взаимодействует с неким машинным разумом будущего. Нажимая на пункты меню, мы узнаем, что сейчас 2075 год и мир контролируется вездесущей Сетью. Нам предлагают присоединиться к этой Сети, что будет означать вживление чипа, полностью контролирующего человека и погружающего его в цифровую Вселенную. При этом сам терминал — будто заржавевший и облепленный наклейками, призывающими к восстанию против технологий (привет «Матрице»).
Другой безусловный хит экспозиции — «КИНО» Ростана Тавасиева. В центре комнаты расположена конструкция, напоминающая велотренажеры. Три розовых зайца сидят и крутят педали, а на большом экране напротив идет проекция мультфильма про такого же трогательного плюшевого ушастика. На самом деле, конечно, «сизифов труд» зайцев никак не связан с показываемым видео, и в этом можно прочесть метафору иллюзорности бесконечной погони за социальными благами. Но дополнительное смысловое измерение инсталляции придают усевшиеся вдоль всей стены другие зайцы — то ли они ждут своей очереди, готовые сменить уставших товарищей, то ли, напротив, оказываются эксплуататорами, которые смотрят кино, пока другие вкалывают.
Отличие технологического искусства от традиционного еще и в том, что здесь очень важно, как именно сделана работа. Проще говоря, если для понимания масляной живописи зрителю вовсе не обязательно вникать в нюансы использования материалов и вообще задумываться о технике работы (это дело искусствоведов), то смыслы science art зачастую раскрываются как раз через рассказ о методе создания.
Вот, скажем, инсталляция «Беньямин, ты был не прав» Антонины Алексеевой, Максима Господинко и Кристины Сулла: на экране возникают изображения, а в центре помещения стоит стол с дактилоскопическим сканером. Надо приложить палец — и нейросеть сгенерирует очередную порцию картинок, проанализировав индивидуальный рисунок отпечатка. Лишь зная об этом механизме, мы можем считать идею авторов. И впечатление на публику производит не визуальный образ как таковой, а сам принцип его формирования, факт диалога биологического, природного — с искусственным.
В «Формах диалога» такие «беседы» идут и внутри экспонатов (показательно видео Екатерины Фовиной, Юрия Плутова и Михаила Сидорова «Кибернетика и синтетика», где робот обрастает мхом, лишайником, кораллами), и между собраниями Политеха и ММОМА, и между вещами художественными и чисто техническими, которые, правда, в этом контексте обретают новый смысл. Реальный экзоскелет 1972 года выглядит как настоящий арт-объект.
Впрочем, не только эта выставка, где слово «диалог» вынесено в заглавие и обыграно на всех уровнях, но и любая другая, посвященная science art, в конечном счете оказывается размышлением не о технике как таковой, а именно о человеке и его взаимодействии с миром искусственного интеллекта, роботов, датчиков, компьютеров... Сама суть любого искусства — гуманистическая. Оно — про душу и эмоции, машине недоступные. И как бы ни пытались изобретатели научить ИИ сочинять музыку, рисовать картины, писать книги, настоящий художественный результат получается, только если в игру вступает человек.
Автор — кандидат искусствоведения, обозреватель «Известий»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
