Многоликий канун трагедии

Научному руководителю Института всеобщей истории РАН, доктору исторических наук, профессору, действительному члену РАН Александру Чубарьяну 14 октября исполняется 90 лет. К юбилею выдающегося ученого «Известия» изучили новое, дополненное издание его панорамного исторического очерка «Канун трагедии. Сталин и международный кризис. Сентябрь 1938 — июнь 1941 года».

Академик Чубарьян считает, что переоценка событий Второй мировой войны учеными разных стран связана с политизацией истории и попытками вписать конфликт тех лет в современный международный контекст, где главным объектом критики назначена Россия.

Основной замысел исследования — освободить историю от влияния политической конъюнктуры и попытаться найти ответы на острые вопросы, связанные с многочисленными «переосмыслениями» Второй мировой — главного потрясения прошедшего столетия, до сих пор определяющего судьбы стран, народов и мира. И хотя за десятилетия, минувшие с того времени, изданы сотни книг, собраний документов и прочих свидетельств, заколачивать «сквозящую дверь» в XX век преждевременно: интерес к тем годам не только не ослабевает, но и набирает обороты.

Всплеск «конъюнктурщины» по отношению к войне обозначился в последнее время в связи с 75-летней годовщиной Победы над фашизмом, а еще раньше — по причине принятия Парламентской ассамблеей Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе резолюции, в которой СССР предстает как виновник мировой трагедии наравне с нацистской Германией. И хотя за подобными заявлениями следовал «холодный душ» от МИДа Германии и Института современной истории ФРГ, ученые многих стран (особенно Польши и стран Балтии) выпустили значительное число трудов, демонстрирующих целый спектр конфликтных интерпретаций. Кроме ставших уже стереотипными мнений об ответственности СССР за развязывание Второй мировой прозвучали и утверждения, что основной вклад в победу внесли США и Великобритания.

Академик Александр Чубарьян постарался уйти от субъективных пристрастий в отношении прошлого, противопоставив идеологии многофакторный анализ понимания истории как совокупности множества явлений — политических, экономических, личностных (а XX век был временем ярких и жестких общественных лидеров) и ментальных.

Вместо привычных отповедей героев массмедиа и политиков, выдающих в ответ на негативные оценки роли СССР гневное «как они могли!» и «запретить!», академик исследует генезис такого положения вещей. Да, неудивительно, что картина, в которой СССР представлен не с лучшей стороны, существует. «Память избирательна, — пишет автор, — простые люди выбирают из тысячи фактов и явлений главным образом те, что соответствуют их представлениям и пристрастиям».

По мнению Александра Чубарьяна, переоценки и интерпретации связаны не только с очевидной политизацией истории и попытками перенести события далекой давности в современный контекст, но и с противоречивостью исходного материала, в котором множество лакун и двойственностей.

К примеру, как получилось, что Советский Союз был так плохо подготовлен к нападению со стороны Германии? Насколько корректны были те предупреждения о замыслах Гитлера, которые получала Москва? Готовил ли Сталин превентивную войну против нацистов? Все эти вопросы до сих пор остаются на повестке дня.

Анализируя мировое положение дел в канун великой драмы, Чубарьян пишет:

«Период с конца августа 1939 года до 22 июня 1941 года отмечен различными противоречивыми тенденциями, которые отражали не только реалии тех лет, но и глубинные процессы, характерные для всей первой половины прошлого столетия. Значительное влияние на мировое развитие оказывали политические лидеры, военные и дипломаты».

Сюжеты, которые наверняка заинтересуют обычного читателя: виноват ли Сталин в неудачах Красной армии на первом этапе войны? В каких условиях заключался пакт Молотова–Риббентропа от 23 августа 1939-го?

По мнению автора, на советском лидере лежит ответственность за то, что СССР оказался не готов к нападению Германии, но необходимо иметь в виду, что через него проходил поток самой разной информации, поскольку ситуация в Европе тогда была крайне противоречивой.

С одной стороны, СССР вел активную антифашистскую политику, больше других осуждая аншлюс Австрии и действия нацистов в Чехословакии. С другой — Сталин знал, что в Германии есть борющиеся между собой партии, и ряд из них был якобы за сотрудничество с Союзом. При этом германофильские настроения в России имели многолетнюю традицию, а деятелям типа Уинстона Черчилля и разведдонесениям разного рода, часто превалирующим над здравым смыслом, Сталин не доверял.

Главная идея Москвы, состоявшая в желании избежать вовлечения в международный конфликт и ставившая центральной задачей использование «межимпериалистических противоречий», была сильно поколеблена в результате Мюнхенского соглашения в сентябре 1938 года. Советские лидеры увидели возможность соглашения с Гитлером без Москвы, а может быть, и за счет СССР.

«У Сталина эти действия лишь усилили его общее недоверие к английской политике, являющейся мотором Мюнхена», — пишет Александр Чубарьян, отмечая, что растерянность в Кремле перед войной была очень большая. Для бывшего многие годы в международной изоляции СССР подписание пакта Молотова–Риббентропа меняло всю геополитическую ситуацию в европейском регионе. Что же касается фиксации разделения сфер интересов, то надо иметь в виду, что в тот период такие подходы практиковались всеми крупными странами. Уже позднее, во время войны, договориться о разделении сфер влияния в послевоенный период советскому лидеру предложил Уинстон Черчилль.

Другой аспект, интересующий широкий круг читателей, — отношения с Америкой. По мнению академика Чубарьяна, американские правящие круги не хотели и не были готовы идти на договоренности с Советским Союзом. И хотя был шанс наладить конструктивный диалог на протяжении всех контактов в канун войны, их участники цеплялись за мелкие и незначительные трудности, вместо того чтобы искать пути для сотрудничества.

Осмысливая европейский театр внешней политики в целом и его сегодняшние оценки, автор подчеркивает, что для событий тех лет характерны «проявления тоталитаризма и демократии, национализма и интернационализма, идеологии и жесткого прагматизма, гуманизма и насилия, стратегических достижений и ошибок». Многие из этих противоречивых тенденций до сих пор служат полем ожесточенной полемики, сталкивая людей разного идейного спектра.

Автор — обозреватель «Известий», литературный критик

Позиция редакции может не совпадать с мнением автора