Зумеры прошлого века: опера Гласса вернулась на российскую сцену
Несколько металлических кроватей, ванна, унитаз и умывальник — вот практически весь нехитрый реквизит постановки оперы Филипа Гласса «Жестокие дети» в Театре им. Н.И. Сац. Впервые её показали в марте, но премьерная серия была прервана карантином. Теперь герои Жана Кокто (именно его сюжет — в основе произведения) снова выходят на сцену, но уже в рамках фестиваля «Видеть музыку», после чего спектакль останется в репертуаре театра. Хочется верить, что на этот раз его ждет более долгая жизнь, поскольку персонажи и сюжетные коллизии в нем выглядят на редкость современно, да и музыка воспринимается так, будто написана она вчера, а не в 1994 году.
Кино вместо сцены
Творчество Филипа Гласса широкой российской публике хорошо известно по фильмам. Под меланхоличные фортепианные фигурации Николь Кидман в роли Вирджинии Вульф расставалась с жизнью в оскароносной драме «Часы», документальные кадры взрыва Челленджера в культовой документалке «Койяанискаци» сопровождала строгая органная тема. Его же композиции звучат в «Фантастической четверке», «Левиафане», «Мечте Кассандры».
Впрочем, для меломанов Гласс прежде всего оперный и симфонический композитор, одна из главных фигур американской музыки XX века. И только правовыми трудностями и необходимостью платить авторские отчисления можно объяснить, почему в России эта музыка не представлена в репертуарах театров и филармоний. До недавнего времени единственным исключением была «Сатьяграха» в Уральском театре оперы и балета. Теперь же наша публика услышала и «Жестоких детей» (в оригинале — «Ужасные дети»).
Кстати, к вопросу о юридических преградах: театр подчеркивает, что постановка «не пиратская» — ноты предоставил правообладатель, издательство Dunvagen Music Publishers.
Всё из детства
Поль и Лиз — брат и сестра. Вместо родственного тепла они делятся друг с другом только упреками и обидами, однако испытывают болезненную привязанность. Когда не станет их матери (ее уход символизируют взлетающие к потолку воздушные шарики, вырвавшиеся из-под одеяла смертного одра), начинается новая глава в их судьбе. Но даже появление потенциальных пассий — Агаты и Жерара — не поможет им найти себя в этом мире. Всё закончится, конечно, трагически, однако главная трагедия здесь — не смерть, а жизнь персонажей.
В мире фантазий и собственного детства им комфортнее, чем во взрослой реальности. «Клаустрофобия сознания» передана художником-постановщиком Ксенией Перетрухиной метафорически точно и парадоксально: пятачок сцены скромен, но распахнут перед взором зрителей, декораций и занавесов здесь нет вовсе, стулья партера стоят с трех сторон от сценического пространства, на одном уровне с ним. Драма разворачивается в буквальном смысле у нас перед носом. И окруженным героям отсюда не вырваться, как и из своих запутанных отношений.
Минимализм, подсказанный музыкой Гласса и камерностью истории Кокто, распространяется и на реквизит: здесь только кровати, столы да сантехника, будто ничего иного персонажам и не нужно. Плюс три электропианино, сопровождающие пение на французском. В самом действии они, конечно, не участвуют, но геометрическую продуманность пространства подчеркивают.
Ничего не меняется
Весь цветовой ряд — монохромный. Черный пол, белые кровати, серая одежда персонажей... Ассоциация со старым кино закономерна. Еще в большей степени это напоминает игру в шахматы или шашки: персонажи, как фигуры, устраивают причудливые комбинации и постепенно «съедают» друг друга. И композитор, пожалуй, не жалеет их, а с печальной иронией наблюдает за тщетными попытками Поля, Лиз, Агаты и Жерара обрести счастье и самих себя.
Музыка Гласса, построенная на бесконечных водоворотах трезвучий, гамм, нейтральных движений, не индивидуализирует героев, но погружает их (и слушателей заодно) в единый звуковой поток, мерный, как ход часов, и будто напоминающий, что время остановить невозможно. Слушать это, однако, вовсе не скучно, особенно тем, кто знаком со стилем композитора — полтора часа пролетают быстро. Да и отечественные исполнители на удивление достойно справляются с непривычной музыкальной материей, а еще — точно попадают в образы, как выясняется, совершенно современные без всяких режиссерских ухищрений и вневременных костюмов.
Сегодня часто говорят о безынициативности, асоциальности поколения Z, которое не стремится чего-то добиваться, будь то карьерные вершины, новые навыки или даже секс. Роман Жана Кокто «Ужасные дети» был написан в 1929 году, а экранизирован Жан-Пьером Мельвиллем (при участии самого Кокто) в 1950-м. Проблемы у героев первой половины века те же. Значит, дело не в поколении?
Есть, пожалуй, изящная ирония в том, что спектакль со словом «дети» в названии демонстрируется на сцене главного детского музыкального театра страны, но именно детей на нем не ждут. «Возрастной ценз 16+ – наша максимально серьезная, настоятельная рекомендация» — подчеркивает режиссер постановки, худрук театра Георгий Исаакян. А вот подросткам-старшеклассникам вполне стоило бы потратить вечер на знакомство с оперой, ведь ее герои будут им так близки.
