На протяжении десятилетий словосочетание «денежная реформа» заставляло граждан СССР, а впоследствии и России вздрагивать, а затем напряженно вслушиваться в сообщения радио и телевидения, читать между строк газеты в ожидании очередного подвоха. Денежная реформа 1920-х годов XX века осталась лишь в памяти поколений, но еще живет достаточно свидетелей конфискационной реформы 1947 года. Еще большего числа наших граждан коснулись события 1961 года с относительно безболезненной деноминацией советского рубля. Денежные реформы 1991 и 1993 годов запомнились значительной части населения как акт несправедливого отъема трудовых сбережений, существенно подорвавший доверие не только к экономическим, но и к политическим властям страны. Последняя по времени реформа 1998 года не носила конфискационного характера, но тоже не породила массы благодарных откликов со стороны населения. Почему же так произошло?
20 лет прошло с момента подписания Борисом Ельциным указа «Об изменении нарицательной стоимости денежных знаков и масштаба цен», давшего 1 января 1998 года старт деноминации российского рубля. Безусловно, она к этому времени назрела. Например, поездка в московском метро за период с 1991 по 1997 годы подорожала с 5 копеек до 2000 рублей. Были практически выведены из обращения монеты, возникали трудности с расчетами и ведением бухгалтерского учета. Поэтому устранение на купюрах трех лишних нулей выглядело рационально и логично.
Решение о деноминации рассматривалось и как своеобразный сигнал о том, что период спада и шоковых мер в экономической политике миновал. Действительно, в 1997-м, впервые после распада СССР и обвала начала 1990-х годов появились, пусть и неустойчивые, признаки восстановления экономической динамики (в том году впервые сформировался рост ВВП на 1,4%). Хотя за первое полугодие 1997 года рост потребительских цен и составил примерно 8%, это было несопоставимо с гиперинфляцией 1991–1995 годов, произошла стабилизация курса рубля к доллару. В логике экономических властей того времени это однозначно говорило об улучшении экономической ситуации. Уже напрашивались комплиментарные аналогии с развитыми странами. Например, на 1 января 1998 года курс российского рубля к французскому франку составил один к одному. Однако дальнейшая экономическая реальность оказалась намного жестче.
Уже в августе 1998-го Россия была ввергнута в пучину дефолта, начался масштабный экономический кризис, сопровождавшийся девальвацией курса рубля, очередным витком инфляции, падением доходов населения и коллапсом финансовой системы. В короткий промежуток времени вновь введенная в оборот копейка потеряла какую-либо ценность, а счет в повседневной жизни вновь пошел на тысячи, десятки тысяч и миллионы рублей.
С высоты послезнания можно сказать, что решение о деноминации 1997 года было преждевременным. Экономика России тогда еще на достигла состояния, которое позволило бы сбросить груз прошлых проблем и начать новую жизнь с «чистого листа». «Фальстарт» произошел во многом потому, что люди, принимавшие в тот момент решения, не вполне точно оценивали как состояние экономики, так и ее ближайшие перспективы. И в этом состоит важный урок тех событий для современности. Тогда, как и сейчас, фокус внимания экономических властей фокусировался на самых общих макроэкономических индикаторах, динамика которых не предвещала беды. Напротив, казалось, что многолетняя борьба с инфляцией наконец дает плоды, а общая макроэкономическая стабильность начинает трансформироваться в экономический рост. При этом игнорировались деформации в производственной структуре российской экономики, неблагоприятные для отечественных производителей курсовые соотношения, неприемлемые разрывы в уровне доходов населения, нараставшие проблемы в финансовой сфере.
Размышляя о возможной деноминации российской валюты в настоящее время, мы должны прежде всего помнить о том, что любые действия, затрагивающие доходы населения, имеют крайне чувствительный характер и будут восприниматься не только с точки зрения текущих событий, но с учетом исторической памяти. Поэтому здесь неприемлемы поспешные и конъюнктурные решения. Такие действия имеют смысл только в условиях долговременной и устойчивой экономической динамики.
Главный урок, который можно извлечь из событий 1997–1998 гг., состоит в том, что любые, пусть самые безболезненные, экономические реформы должны проводиться вовремя. Иначе потраченные организационные и финансовые ресурсы могут не соответствовать достигнутым результатам.
Последние четверть века показали, что российская экономика — это сложная система, для которой не всегда подходят готовые решения из мировой практики. Соответственно, любые действия должны опираться на глубокий анализ реальной ситуации в экономике, особенностей ее структуры. Здесь недопустимы поверхностные оценки, оперирование исключительно макроэкономическими данными. Такой глубокий анализ хотелось бы видеть и в документах будущей экономической стратегии России.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
