Писатель и музыкант рассказали об искусстве путешествовать

В августе жителей больших городов охватывает исступленная страсть к перемене мест; в этом плане мы несколько выбиваемся из природного календаря — птичьи стаи потянутся на юг лишь парой месяцев позже. В помощь туристам предлагается огромное количество путеводителей, от общих до детально-конкретных, но есть и авторы, которые пытаются раскрыть своего рода философию современного путешествия. 

Писатель и публицист Ален де Боттон и один из влиятельнейших музыкантов новой волны, основатель группы Talking Heads Дэвид Бирн представляют свою концепцию перемещения в пространстве. Оба сочинения уже издавались на русском и недавно вышли в свет в очередной раз, что лишний раз доказывает — медитация над дорожным чемоданом не теряет актуальности.

«Записки велосипедиста» Дэвида Бирна можно назвать книгой не просто убежденного, но природного урбаниста, а еще — человека, как правило, путешествующего с некоторой осознанной целью. Исследуя города мира из седла велосипеда, — Лондон, Сан-Франциско, Стамбул, Манила, Буэнос-Айрес — Бирн постоянно занят еще и разными делами, поэтому ракурс его взгляда отличен от взгляда обычного туриста.

Это просвещенный визитер, человек мира, который осваивает новый или малоизвестный социум: отсюда его наблюдение о том, что планировка улиц, расположение магазинов, кафе, прачечных и художественных галерей, акценты вывесок — своего рода слепок с «мозга города». Так, наблюдая старинную лондонскую малоэтажную застройку, он замечает, что этот город будто говорит: да, мы утонченные, культурные, а также завоеватели и первопроходцы, но в глубине души предпочитаем деревенскую жизнь с собственным садом и ульями. 

Темперамент «Искусства путешествовать» Алена де Боттона принципиально иной. Если Бирн, несмотря на зрелый возраст (в момент написания книги он приближался к 60-летнему юбилею), обладает открытостью и любознательностью дельфина, то 40-летний Боттон — скорее меланхолик с лирическими наклонностями.

Любое путешествие он воспринимает как акт поэтический и экзистенциальный. Недаром книга начинается с истории из Гюисманса о герцоге Эссенте, который, практикуя затворническую жизнь в своем поместье, внезапно возжелал увидеть опять же Лондон.

Тщательно подготовившись к вояжу, герцог прибыл в Париж, посетил винный бар, где собирались англичане, и английскую таверну, где съел суп из бычьих хвостов. В результате он решил, что и так приобрел достаточное представление о британской столице, а настоящий город его скорее разочарует, и отказался от путешествия.

Механизм воображаемого путешествия здесь раскрыт довольно точно — и по сей день большинство горожан в разных точках земного шара заходят в английский паб или тайский ресторан вовсе не потому, что любят «фиш энд чипс» или тайский суп на кокосовом молоке, но скорее для того, чтобы помечтать о будущем путешествии или воссоздать атмосферу уже совершенного.

Еще одна характерная деталь, подмеченная Боттоном, — феномен ощущения дома, провоцирующий страсть к путешествиям. Он передает его, вспоминая картины художника Эдварда Хоппера, который писал бесконечные мотели, заправки, придорожные кафе: «Хоппер предлагает зрителям встать на сторону тех, кто в пути, тех, кто находится в чужом месте, а не тех, кто преспокойно сидит дома. Персонажи хопперовских картин вовсе не противники дома самого по себе, просто так получилось, что дом каким-то образом сумел обмануть и предать их, причем делал это неоднократно. Потрясенные этим предательством, они вынуждены бежать из дома в ночь, в темноту, в чужой город, вынуждены мчаться куда-то по незнакомой дороге».

Внимание и любовь к деталям — еще одно проявление этого чувства. Бывает так, что в новом пространстве, где нам вроде бы не было ни хорошо, ни особенно плохо, куда мы, практически по Боттону или Хопперу, бежали от неладов в собственной жизни, вниманием завладевает одна или несколько деталей вроде грохочущего под улицей поезда нью-йоркской подземки. Мы влюбляемся в эту деталь, как в человека или ситуацию из собственной биографии, мы хотим с ней дальше жить и живем, уже вернувшись обратно немного другими.