Книги улаживают нашу разность
Первым российским лауреатом Европейской литературной премии стал Владимир Маканин. Известный прозаик ответил на вопросы обозревателя «Известий»
— Что для вас эта премия? Чувствуете ли вы себя европейцем?
— Не могу считать себя исключительно европейцем. Как и все мы, я погружен в русско-европейский процесс, естественно, отдавая большую часть боли российской стороне. Премия — это знак сближения, по-другому это не может быть прочитано. Это контакт. Мне кажется, когда такие знаки появляются, это хорошо. Значит, русско-европейский процесс мало-помалу отлаживается и обретает глубину. Как бы мы ни крутились и ни отмежевывались, мы все равно в общеевропейском котле.
— Вы — лауреат «Русского Букера» и «Большой книги», можно ли сравнить с ними новую премию?
— Нет, пока не могу достаточно оценить. Премия, как и вообще всякое русско-европейское событие, имеет свой вырост. А смысл и значение того или иного премиального контакта покажет время. Но говоря общо, если российские писатели станут получать европейские премии, в этом нет ничего плохого.
— Вас много переводят во Франции. Чувствуете ли вы обратную связь с тамошними читателями?
— Во Франции, Германии, Испании и других странах у меня вышло немало книг. Однако обратная связь с читателем в наше время тонка и хрупка, каждый такой перевод — в радость. Книги облегчают нам жизнь в мире, помогая улаживать нашу разность.
— Устроители премии декларируют одной из своих задач объединение стран Европы, создание общего пространства. Но сейчас, когда политическая ситуация скорее не способствует такому объединению, действительно ли культура и литература могут что-то исправить?
— Конечно, литература и культура все равно делают — и сделают свое дело. Сложность Европы подчеркивается нашей взаимной сложностью. Некоторая сегодняшняя слабость Евросоюза и сегодняшняя коррумпированность России так и призывают к взаимному сближению. В выигрыше могут быть и те, и другие.
— Еще одна задача премии — поощрение авторов, прославляющих «ценности свободы». Может ли литература вообще привить какие-то ценности?
— Конечно, литература — сама по себе ценность. Россия очень долго была литературоцентричной страной. Сейчас меньше, к сожалению. Литературоцентричность принесла нам много успехов. Мы могли бы опираться на нее. Долгожительство русской литературы даже сейчас хорошо чувствуется. Конечно, решение проблемы свободы будет еще долго оставаться суперважным. Но существование проблемы вместо драки — тоже благое дело. Когда-то я написал: чем отличается задача от проблемы? Задачи ставятся и решаются, а с проблемой надо жить.
— Вы уже знали о присуждении этой премии?
— Да, меня пригласили, как они написали, «погулять на берегах Рейна». В Страсбурге будет мое выступление, будут читать «Кавказского пленного», и об «Асане», конечно, также будет речь.
— Возможно ли, чтобы действие ваших книг происходило в какой-нибудь европейской стране?
— Это возникает само по себе. Отчасти эпизодом, это появилось, например, в повести «Где сходилось небо с холмами». Краем задеваются общечеловеческие проблемы, а уж поместить действие романа или рассказа в наше время в Европу совсем нетрудно.
— Специальная премия будет вручена и вашей переводчице Кристине Зейтунян-Белоус. Насколько вы участвовали в ее работе, много ли вопросов возникало?
— Мы уже долго работаем вместе, книг семь или восемь она перевела, включая «Андеграунд». Мы переписываемся и созваниваемся. А когда она приезжает, сидим в кафе «Кишмиш» и снимаем вопросы по тексту.
— Ваш последний роман, «Две сестры и Кандинский», за последний год стал более актуальным. Как вам кажется, читатель понял эту книгу?
— Повышенный интерес к вопросам, которые в «Кандинском» подняты, уже замечен. Я же доволен «Кандинским» главным образом потому, что в нем есть страсть. А когда вложена страсть, текст обязательно станет злободневен. Рано или поздно.
