Высшая точка эпидемии COVID-19 при благоприятном сценарии может быть пройдена Россией уже через десять дней. Об этом в интервью «Известиям» заявил директор Института медицинской паразитологии, тропических и трансмиссивных заболеваний им. Е.И. Марциновского Сеченовского университета Александр Лукашев. При неблагоприятном стечении обстоятельств, считает он, страна достигнет пика заболеваемости не в конце апреля, а в мае-июне. В ходе беседы доктор медицинских наук объяснил, почему статистика заразившихся коронавирусом в Москве в ближайшие дни не должна никого пугать, а также рассказал, кому стоит носить защитные маски.
«Завтра будет больше, чем сегодня»
— Оперативный штаб Москвы по предотвращению коронавируса на днях заявил, что почти 40% пациентов, которые подключены к аппаратам искусственной вентиляции легких, моложе 40 лет. Когда я слышу, что человек на ИВЛ, это звучит жутковато...
— Довольно большому количеству пациентов требуется кислород, но ИВЛ реально необходим только терминальным — умирающим — пациентам. Я не думаю, что все эти молодые люди относятся к этой группе. Скорее я вижу за этим то, что пока что недостатка в аппаратах ИВЛ нет.
— Каково среднее время лечения пациентов с COVID-19?
— Это очень сильно зависит от тяжести болезни. У заметной части пациентов она протекает вообще бессимптомно. Если она проходит в легкой форме, то уже через две недели человек полностью здоров. А в самых тяжелых случаях восстановление может занять больше месяца.
— Носители с симптомами опаснее, чем носители без них?
— Такой четкой зависимости нет. Были сообщения, что более опасны носители с симптомами, но мы знаем, что у бессимптомных также очень большое количество вируса в ротоглотке и носоглотке. От чего это зависит и какие конкретно факторы это определяют, пока никто не знает.
— Бессимптомных как-то лечат?
— Нет, зачем? Их сажают на карантин.
— Москва на тотальной самоизоляции, вслед за ней закрываются и другие регионы. Как вы оцениваете эти меры, смогут ли они сдержать распространение вируса?
— Сдержать, несомненно, смогут. А остановят ли распространение вируса полностью, покажет время. Но нет никаких сомнений, что они позволят взять процесс под контроль и не допустить катастрофического переполнения больниц.
— Можно ли делать прогнозы, насколько они могут отсрочить пик заболеваемости в столице и в России?
— Прогнозы делать можно. Если бы эти меры не были введены, то катастрофический пик заболеваемости (хуже, чем в Италии) случился бы во второй половине апреля. Сейчас же, если меры будут строго выполняться, мы увидим снижение заболеваемости. В худшем случае получим отсрочку пика на конец мая – июнь. В лучшем пик будет пройден уже дней через десять, и дальше начнется спад.
— То есть мы будем сидеть на самоизоляции до мая?
— Как показывает опыт других стран, изменение динамики заболеваемости можно увидеть только через 11–12 дней после введения изоляции. Наверное, это тот минимальный срок, на который мы должны ориентироваться. В зависимости от того, как будет развиваться вспышка в ближайшие две недели, можно будет понимать, на какое время мы в этой самой изоляции, можно ли делать более мягкими ее условия или нет.
— А что вообще означает термин «пик заболеваемости»? Это какой-то определенный процент заразившихся?
— Нет. Абсолютный пик в числе заболевших не имеет принципиального значения — всё равно завтра будет больше, чем сегодня. Для эпидемиологов пиком можно считать максимальный дневной прирост. Собственно, мы ждем перелома именно в этом показателе. В Европе перелом в скорости роста заболевших произошел буквально три дня назад, и там в большинстве стран, которые ввели сходные с нашими меры изоляции, вспышку удалось взять под контроль. А достижение абсолютного пика может занять очень длительное время и не является принципиальным показателем.
«Маски защищают всех»
— Вирус стал передаваться быстрее с началом распространения эпидемии в мире?
— Это сложно измерить, потому что в разных странах и даже в разных сообществах скорость распространения вируса совершенно разная. Когда в Европе началась масштабная пандемия, удвоение числа случаев происходило каждые два дня. Потом, когда были введены ограничительные мероприятия, удвоение числа случаев было каждые три или четыре дня. Для того чтобы вспышку можно было назвать контролируемой, нужно, чтобы удвоение числа случаев происходило не быстрее, чем за десять дней.
— А сам вирус не стал агрессивнее?
— Вряд ли. Наблюдаемая смертность — сумма разных факторов. Во-первых, окончательная смертность будет известна, когда вся вспышка закончится. Регистрируемая смертность зависит прежде всего от эффективности выявления легких случаев — чем их больше, тем меньше средняя смертность.
Если система здравоохранения перегружена, диагностика проводится только у самых тяжелых больных, которые попадают в реанимацию, — конечно, наблюдаемая смертность будет высокая, как в Италии. А если здравоохранение мощное и работает не за пределами возможностей и выявляются все случаи, смертность окажется ниже — как в Южной Корее. Имеет значение и доля возрастного населения, и то, в какие возрастные группы вирус попал в первую очередь. Например, в Италии вирус преимущественно попал в прослойку населения в возрасте, а в Германии он начал распространяться среди молодого населения, поэтому смертность в начале там была значительно ниже.
— Москва опережает другие регионы страны по распространению COVID-19? Можно ли сказать, что столица на полпути к пику, а остальная Россия — на старте?
— Нет, мы везде в самом начале этой кривой роста. Но есть надежда, что введенные меры позволят оборвать распространение вируса практически в самом начале. В любом случае, поскольку у нас есть такая отсрочка между введением мер и изменением ситуации, в Москве в ближайшие дни продолжится рост числа заболевших. Опыт других стран показывает, что это неизбежно. Статистику пополнят те люди, которые заразились до введения полной самоизоляции. Они сейчас будут выявляться, и количество заболевших в Москве в ближайшие дни будет продолжать расти. Но это не является ни показателем эффективности или неэффективности мероприятий, ни поводом для эмоций.
— В Китае вводили тотальный масочный режим. У нас же многие врачи говорят, что маски защищают не тебя, а от тебя.
— Маски защищают всех. Если бы было достаточно масок, чтобы носить их каждый день, мы могли бы значительно быстрее вернуться к нормальной жизни. Но для этого нужно в десятки раз больше масок, чем производится сейчас.
— То есть маски все-таки помогают не заразиться?
— На мой взгляд, да. Иное часто говорят потому, что на всех их не хватит, а обеспечить ими нужно в первую очередь медицинских работников.
«Вирус никуда не исчезнет»
— Я слышала точку зрения, что коронавирусом переболеет около 70% населения. Это произойдет за одну эпидемию или процесс будет длительным, как с гриппом?
— Это длительный процесс, который может занять несколько лет. Скорее всего, коронавирус станет сезонным заболеванием, но если сформируется мощная иммунная прослойка. В дальнейшем вирус будет циркулировать очень ограниченно, и даже если кто-то заразится повторно, болезнь будет протекать в намного более мягкой форме.
— Есть мнение, что к лету эпидемия схлынет.
— Для того чтобы коронавирус распространялся хуже, нужна сухая и жаркая погода. Майские +20 и дожди вряд ли будут способствовать остановке его распространения. Для этого нужна погода с уверенными +25 и без осадков. Тогда действительно скорость распространения вируса может сильно замедлиться.
— Какова вероятность, что осенью нас ждет второй виток эпидемии?
— Высокая, потому что вирус никуда не исчезнет. Он останется в странах с более слабыми системами здравоохранения. Иммунная прослойка вряд ли будет создана до осени, поэтому вероятность повторной вспышки достаточно высока. Но нужно понимать, что за это время удастся отработать и новые схемы лечения. Сейчас идет множество клинических исследований по всему миру, и, возможно, скоро станет доступна вакцина, поэтому осенняя вспышка будет проходить в значительно более спокойной обстановке.
— Каков прогноз по получению вакцины?
— Очень трудно делать прогнозы, потому что у нас практически нет опыта разработки вакцин для коронавирусов человека. Кроме собственно разработки каких-то прототипов вакцинных препаратов, нужно решить целый пласт фундаментальных проблем — и с животными моделями для их испытания, и с пониманием иммунного ответа и патогенеза инфекции. К сожалению, это будет не так быстро, как могло бы быть, например, для гриппа.
— На прошлой неделе в Исландии выявили пациента, у которого было сразу два штамма нового типа коронавируса. Значит ли это, что вакцины, которые сейчас разрабатываются, могут оказаться бесполезными?
— Совершенно не значит. Это были не два штамма, а два варианта, отличающиеся друг от друга на 0,01%. Все варианты COVID-19, которые есть в мире, антигенно практически идентичны, и вакцина будет против них действовать. Чтобы коронавирусы разошлись настолько, что перестанет действовать вакцина, нужны десятки лет.
— О том, что переход новых коронавирусов от животных к человеку произойдет в обозримом будущем, вы предупреждали еще в 2013 году, рассказывая о причинах вспышки MERS — ближневосточного респираторного синдрома. Ожидали, что столкнетесь в своей практике с эпидемией подобного масштаба?
— Происходящее сейчас совершенно ожидаемо. Мы можем с полной уверенностью предполагать такие события и в будущем. Конечно, с проблемами такого масштаба человечеству в последнее время не приходилось сталкиваться, но нужно понимать, что нет никаких фундаментальных препятствий, чтобы эта ситуация не повторялась снова и снова.