Иран по-прежнему заинтересован в присоединении к Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в качестве полноправного члена. Об этом в интервью «Известиям» рассказал советник главы МИД страны Мехди Санаи. До недавнего времени он возглавлял посольство исламской республики в России, а на этой неделе вновь побывал в Москве на ближневосточной конференции клуба «Валдай». Политик также уточнил, что Тегеран считает необходимым возврат к нынешней ядерной сделке и не собирается заключать никаких обновленных договоров. При этом там понимают: из-за огромного давления со стороны Вашингтона у европейцев во многом связаны руки. Даже механизм расчетов с Ираном в обход американских санкций, инициированный Парижем, Берлином и Лондоном, по-прежнему остается на бумаге.
— Иран заявил о том, что выполнил пятый, заключительный этап сокращения обязательств по Совместному всеобъемлющему плану действий (СВПД), а европейские страны запустили механизм разрешения споров. Можно ли говорить, что ядерная сделка окончательно прошла точку невозврата?
— Как Иран, так и все страны, кроме Америки, считают, что это соглашение пока всё же живо. СВПД — это международное многостороннее соглашение, и считаю, что все страны, которые в нем участвуют, должны продемонстрировать свое намерение реализовать его. Хотя в Иране уже созрело понимание, что европейцы не могли эффективно действовать при исполнении этого договора.
— Вы имеете в виду из-за давления со стороны США?
— Да.
— Если ядерная сделка всё же будет сорвана, готов ли Иран заключить новый договор? Возможны ли двусторонние соглашения, подобные СВПД, между Ираном, Россией и Китаем?
— Нет. Иран неоднократно говорил, что надо активизировать это соглашение, и что мы не будем говорить о другом. Если есть договор, который долго обсуждали и наконец заключили, а потом отказываются от него, какая гарантия, что следующее соглашение не будет зависеть от воли президента или правительства той или иной страны и что никто его вновь не отменит?!
Единственный выход, как не раз говорили наши президент и глава МИДа и даже оппоненты президента Америки, — надо вернуться к нынешнему соглашению. Иран не получает сейчас никакой выгоды от СВПД, но придерживается сделки, считая себя ответственным членом международного сообщества.
— В конце января глава иранского МИД Джавад Зариф сказал, что пока европейцы не провели ни одной транзакции в рамках механизма расчетов с Ираном — INSTEX? Что не так, почему механизм не работает?
— Иран относится к этому, конечно, с критикой, потому что об этом механизме так долго говорили, а он так и не был реализован. INSTEX — одно только название сейчас, действий нет.
— Тегеран может что-то с этим сделать или мяч полностью на стороне европейцев?
— Конечно, на их стороне.
— Если Совбез ООН восстановит против Ирана санкции, действовавшие до 2016 года, будет ли это означать, что Иран и Россия разорвут двусторонние контракты в ядерной энергетике и остановят дальнейшие работы на АЭС «Бушер»?
— Иран и Россия сотрудничали и работали в разные времена, в том числе и в 2011-2013 годы, когда Тегеран находился под жесткими санкциями. Введение ограничений мы считаем неприемлемым. Но вопреки им, сохранение общих проектов с Россией очень важно.
— В прошлом году Иран подписал соглашение о создании зоны свободной торговли с ЕАЭС. Удалось ли Тегерану уже прочувствовать какие-то бонусы от этого?
— Это получилось в результате насыщенных переговоров, которые шли три года. Думаю, это было большим событием для внешней торговли Ирана и большим событием для ЕАЭС. Прошло всего четыре месяца со времени реализации соглашения, а чтобы увидеть результат, требуется больше времени. Но перспективы, думаю, очень хорошие. Потому что экономика Ирана и экономики стран-членов ЕАЭС, будучи разными, дополняют друг друга.
Сотрудничество Тегерана с союзом вписывается и в контекст приоритета регионального сотрудничества. А оно особо актуально в эпоху торговых войн, когда против разных стран вводят санкции и торговые тарифы.
— Сейчас одна из самых острых тем на международной арене — эскалация в Сирии вокруг Идлиба. Как на эту ситуацию смотрит Тегеран?
— До того, как был создан астанинский формат, (между сторонами) тоже были разногласия и разные мнения, но вопреки этому было также продвижение и результаты. С тактической точки зрения, вопрос Идлиба острее, чем прежние разногласия. Но если взглянуть на это в долгосрочной перспективе… Надо плотно работать, проговаривать проблемы, потому что от кризиса и от скандала никто не выиграет, а от переговоров могут быть результаты.
— Иран давно хочет стать полноправным членом ШОС. Но сначала не было консенсуса, по некоторым данным, из-за несогласия Таджикистана, потом приняли Индию и Пакистан, которых организация до сих пор «переваривает». Не охладел ли за эти годы интерес Тегерана к вступлению в ШОС?
— Присоединение Ирана к ШОС полезно для Ирана и повышает роль самой ШОС. В экономическом плане у Ирана большой потенциал, а по вопросам безопасности трудно представить себе проблему, которую можно было решить без участия Ирана.
Когда-то говорили, что Тегерану не дают полного членства из-за того, что он под санкциями, но мы вышли из-под санкций. Да и некоторые другие страны успели с тех пор сами попасть под ограничения. И происходящее на международной арене нас просто обязывает сотрудничать. Полноценное членство Ирана в ШОС полезно для обеих сторон. Так что мы ожидаем позитивного развития.