Развитие ситуации в сирийском Идлибе в последние дни уже сравнивают с инцидентом, когда Турция сбила в ноябре 2015 года российский самолет. Теперь, когда в результате обстрела правительственных войск потери понесла турецкая армия, под вопросом оказались не только взаимодействие Москвы и Анкары в Сирии, но также и все достигнутые ими ранее договоренности по урегулированию конфликта в этой стране. «Известия» разбирались, насколько хрупкой является нынешняя ситуация, удастся ли после обострения вновь наладить координацию действий, какие вызовы стоят перед двумя странами и кто с радостью будет ловить рыбку в этой мутной воде.
Спекуляции на жертвах
Президенты России и Турции Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган все-таки обсудили произошедший в ночь на 3 февраля инцидент, когда в ходе обстрела сирийскими правительственными войсками погибли пять турецких военнослужащих и три человека из числа гражданского персонала. Жертвами ответных действий, по утверждению турок, стали 76 сирийских солдат. Лидеры двух стран провели телефонный разговор спустя более чем сутки после произошедшего. До этого беседа состоялась между главами МИД.
Серьезность случившегося и отсутствие контактов на высшем уровне день в день стали поводом для различных спекуляций. Утверждалось, что российский лидер вначале просто отказался говорить с турецким коллегой. И для этого были все основания. Как сообщили СМИ, 1 февраля в Сирии погибли четыре офицера ФСБ, их автомобиль подорвался на фугасе. А обстрел турецких военных якобы стал ответом Москвы и сигналом для Анкары.
Между тем, как рассказали в российском Центре по примирению враждующих сторон, Турция не уведомила российских военнослужащих о передвижении своих войск, и те попали под огонь сирийских правительственных сил. Турки, однако, утверждают, что соответствующую информацию предоставили, причем дважды.
Как бы то ни было, произошедшее поставило под вопрос дальнейшую координацию действий Москвы и Анкары в Сирии. Тем более в конце января турецкий президент из-за наступательных действий правительственных войск в Идлибе обвинил Россию в нарушении договоренностей, достигнутых в Астане и Сочи, и заявил, что астанинского процесса больше не существует. В свою очередь, как указал 4 февраля министр иностранных дел России Сергей Лавров, именно «турецкая сторона не смогла выполнить пару ключевых обязательств, которые призваны были разрешить проблему Идлиба в корне».
От деэскалации к демилитаризации
Напомним, Россия, Турция и Иран в мае 2017 года достигли соглашения о создании в Сирии четырех зон деэскалации. На данный момент осталась лишь одна из них — в Идлибе. Контроль сирийских властей над тремя другими — в пригороде Дамаска; на стыке провинций Хама и Хомс; а также на юго-западе Сирии, в районе провинций Дераа, Эль-Кунейтра и эс-Сувейда — был успешно восстановлен ранее. Причем в отдельных случаях враждующим сторонам при российском посредничестве удавалось достичь соглашений о прекращении противостояния, и затем они уже вели совместную борьбу против боевиков ИГ (деятельность организации запрещена в России).
В то же время Москва и Дамаск ставили наиболее радикальные вооруженные группировки, которые в принципе не рассматривали возможность примирения, перед выбором: либо их физически уничтожат, либо организованно вывезут из окружения, что позволит обезопасить районы и избежать дополнительного ущерба от ведения боевых действий. В большинстве случаев экстремисты, как несложно догадаться, предпочитали именно второй вариант. А вывозили их не куда-нибудь, а именно в Идлиб. Так что к моменту, когда черед дошел до него, там уже вовсю действовал террористический серпентарий: на сравнительно малой площади сосредоточилось большое количество вооруженных группировок, которые к тому же вели борьбу друг с другом, вступая в тактические и стратегические союзы.
По итогам этой междоусобицы до 90% территории Идлиба стала контролировать группировка «Хейат Тахрир аш-Шам», зонтичное образование боевиков, во главе которого стоит «Джебхат ан-Нусра» (деятельность обеих организаций запрещена в России). Именно она и является основной целью ударов правительственных войск, поскольку режим прекращения огня, действующий в зонах деэскалации, не распространяется на террористические организации.
Новую попытку перевести происходящее в Идлибе в более конструктивное русло предприняли в сентябре 2018 года Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган. Тогда в Сочи были достигнуты договоренности о формировании в районе соприкосновения сил боевиков с сирийской армией демилитаризованной зоны глубиной 15–20 км. Из нее должны были вывести наиболее радикальные группировки, а также тяжелое вооружение. Кроме того, сочинские соглашения предполагали возобновление к концу 2018 года беспрепятственного движения по трассам М-4 (Алеппо–Латакия) и М-5 (Алеппо–Дамаск), что должно было поддержать серьезно пострадавшую из-за войны и западных санкций сирийскую экономику. Однако воз и ныне там.
Несмотря на срыв сроков выполнения сочинских соглашений, Москве и Анкаре до последнего времени удавалось координировать действия в Идлибе и избегать серьезных разногласий. Например, в августе прошлого года сирийские правительственные войска при поддержке российской авиации развернули наступление на город Хан-Шейхун. Турция, комментируя ситуацию, высказывалась в критическом, но достаточно сдержанном ключе и не предпринимала активных действий. Это дало повод многим наблюдателям говорить о существовании неких договоренностей между ней и Россией, которые позволили Дамаску восстановить контроль над этим населенным пунктом.
Есть и пример, когда на уступки шла Москва. Речь идет о продвижении сирийской армии к городу Маарет ан-Нууман в конце прошлого года. Очевидно, эти события вызвали крайнее недовольство Анкары. В российскую столицу 23 декабря прибыла высокопоставленная турецкая делегация. После этого визита продвижение сирийцев остановилось.
Уже в этом году, спустя несколько дней после визита Владимира Путина в Стамбул 7–8 января, в Идлибе вступило в силу перемирие. И это на сегодняшний день последний пример координации действий Москвы и Анкары.
Практически сразу после начала режима прекращения огня боевики стали его нарушать. Обстрелам подвергались позиции сирийской армии и гражданские объекты в самом Идлибе, в Алеппо и Латакии. Кроме того, террористы атаковали российскую базу Хмеймим. В итоге боевые действия возобновились, и ни у Москвы, ни у Дамаска не осталось каких-либо сдерживающих факторов: вскоре правительственные войска вернули под свой контроль Маарет ан-Нууман, а в последние дни вплотную приблизились к городу Саракебу. Через оба населенных пункта проходит уже упомянутое шоссе М-5 (Алеппо–Дамаск).
Отсюда очевидна и ближайшая цель — полное освобождение этой трассы от террористов. Если это не смогли (или не захотели) сделать турки, используя свое влияние среди боевиков в Идлибе, то реализовать данную часть сочинских договоренностей вполне в состоянии сами сирийцы при российской поддержке.
Идлиб преткновения
Такое развитие событий вряд ли устраивает Реджепа Тайипа Эрдогана. Правда, после инцидента с гибелью турецких военных он заявил, что не пойдет на обострение отношений с Россией ввиду наличия большого количества совместных проектов в разных сферах, в том числе «Турецкого потока», АЭС «Аккую» и сделки по покупке систем ПВО С-400. Тем не менее разногласий у двух стран также предостаточно. Они касаются не только Идлиба, но и, например, районов к востоку от Евфрата. По крайней мере едва ли Москва с одобрением смотрит на присутствие там турецких войск.
К тому же в последнее время о себе с новой силой дал знать ливийский кризис, по которому позиции России и Турции также расходятся. Так, например, глава МИДа Сергей Лавров уже неоднократно говорил, что в североафриканскую страну сотнями отправляются боевики из Идлиба. И хотя он не указал, кто несет ответственность за это, понятно, что Анкара не просто закрывает на это глаза, но и активно координирует эти процессы. И, конечно, не стоит забывать, что нынешняя эскалация в Сирии совпала по времени с визитом турецкого лидера на Украину, где он отметился бандеровским приветствием и вновь заявил о «незаконной аннексии Крыма».
Некоторые из этих конфликтных точек могут оставаться в подвешенном состоянии и не сказываться серьезно на российско-турецких отношениях, на другие две страны могут и вовсе закрывать глаза. Но Идлиб полностью выбивается из этого контекста. Продолжение наступления сирийской армии и перспектива полного восстановления контроля над этой зоной деэскалации может иметь крайне неприятные последствия для Турции. Как минимум это даст повод Москве и Дамаску поставить вопрос ребром о передаче под контроль сирийцев смежных территорий, которые Анкара заняла в 2016–2017 годах и в 2018 году в рамках операций «Щит Евфрата» и «Оливковая ветвь». Ведь с ликвидацией последнего очага террористов присутствие турок в тех районах будет вызывать массу вопросов, а постоянно звучащие заявления Дамаска о турецкой оккупации станут намного актуальнее.
В то же время вполне очевидно, что просто так Реджеп Тайип Эрдоган покидать Сирию не собирается. В захваченных им районах, на северо-западе, проживает значительное число туркоманов — тюркского народа. Они активно сотрудничают с Анкарой и ведут борьбу с властями в Дамаске. Кроме того, как неоднократно сообщали арабские СМИ, Турция активно вводит на занятых территориях Сирии свою валюту, свою систему образования, меняет демографический ландшафт, заселяя их представителями «лояльных» этнических групп, — иными словами, разными методами проводит ползучую османизацию.
Между тем ситуация в удерживаемых Анкарой районах Сирии уже становилась предметом перепалки — пока словесной — с Москвой. Так, Сергей Лавров в апреле 2018 года, комментируя турецкую операцию «Оливковая ветвь», отметил, что «самый простой способ нормализации обстановки в Африне теперь, когда турецкие представители говорят о том, что основные цели, которые они там перед собой ставили, достигнуты, — это вернуть территорию под контроль сирийского правительства». В ответ Реджеп Тайип Эрдоган заявил, что Турция прекрасно знает, кому надо передать этот город и районы вокруг него, и сама решит, когда это нужно будет сделать. Тогда эти выпады довольно быстро отошли на второй план. Но и ситуация на северо-западе Сирии не вынуждала раскручивать дальше этот вопрос. А сейчас положение вещей сильно изменилось и продолжает меняться.
Третий между двумя
Кто больше всех будет рад конфликту между Москвой и Анкарой, так это Вашингтон. Его отношения с турками в последнее время не назовешь радужными. Союзник по НАТО со второй по мощи армией в альянсе слишком сблизился с Россией, закупает у нее оружие, строит газопровод в Европу, проводит не нравящийся американцам курс в Ливии. В общем, ведет себя слишком самостоятельно. Да еще и сами США подливают масла в огонь, оказывая поддержку сирийским курдам, что для турок является абсолютно неприемлемым поведением.
Сейчас Вашингтон в большей степени занят выкачиванием сирийской нефти и попытками не допустить усиления влияния Ирана в регионе. Но едва ли он окажется в стороне, если градус напряженности между Москвой и Анкарой будет нарастать. Так, госсекретарь Майк Помпео, комментируя инцидент в Идлибе, уже заявил о поддержке «являющейся нашим союзником по НАТО Турции и (ее) оправданных ответных действий (в рамках) самообороны».
Несомненно, США будут предпринимать попытки отдалить турок от Москвы и при этом сохранить партнерство с курдами, иными словами, играть на взаимных противоречиях разных стран — все это вполне вписывается в набор рецептов, которые американцы применяют в различных уголках Ближнего Востока и за его пределами.
Проблема еще и в том, что, как неоднократно отмечали многие эксперты, нынешним тесным сотрудничеством с Россией тяготится и сама Турция, которая привыкла лавировать между Москвой, Вашингтоном и Брюсселем. В Анкаре наверняка предпочли бы восстановить привычный баланс. Но, естественно, не себе в ущерб.
Пока, судя по заявлениям турецких официальных лиц, они не собираются ломать устоявшееся положение. Вопрос лишь в том, как долго это продлится и готовы ли будут турки идти на серьезные компромиссы в контактах с Россией. Ведь та не станет до бесконечности мириться с очагом терроризма в Идлибе.