Ровно 85 лет назад, 5 ноября 1934 года, на экраны вышел фильм братьев Васильевых «Чапаев». Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил, почему первый советский блокбастер был снят именно о начальнике 25-й стрелковой дивизии и чему нас учат уроки тактики с помощью вареной картошки.
Фильм победителей
К середине 1930-х советский кинематограф оказался в положении, которое можно было бы назвать предчувствием настоящего успеха. С концом НЭПа завершилась его полная национализация — соответственно, в кино пришли казенные бюджеты, даже в те суровые годы практически несчитаные. В Москве достраивались новый «Мосфильм» (тогда еще «Союзкино»), за границей закупались техника и пленка. Количество кинотеатров — вернее, киноустановок — в СССР наконец-то достигло приличного уровня. А главное, у зрителей появилось кое-какое свободное время и свободные деньги. Не хватало только одного — Большого Фильма.
Разумеется, такой фильм мог быть только о революции или гражданской войне — требования идейной выдержанности никто не отменял. Разумеется, он должен был содержать то, что сейчас называют action, — советский зритель не отличался в смысле своих пристрастий от любого другого, хоть в Лондоне, хоть в Шанхае. И, конечно, он должен был быть звуковым — немые фильмы еще выпускали, но всем было понятно, что это уходящая эпоха. Ну и, наконец, его должен был снимать мэтр — только так можно было хоть как-то гарантировать результат.
Вот с этим последним неожиданно начались проблемы. Эйзенштейн был занят своими мексиканскими проектами. Пудовкин болел. Александров возился с «Веселыми ребятами». Но это было всё еще время дерзких решений — если живые классики не идут, сделаем новых, не хуже. Георгий и Сергей Васильевы (друзья и однофамильцы, братьями их по легенде назвал Виктор Шкловский и им понравилось) были, строго говоря, даже не режиссерами — монтажерами. Какая-то документалистика, да еще и короткометражная, в их портфолио была, но «Чапаев» стал для них дебютом.
Фильм сперва собирались делать немым, но вовремя передумали. Уже на уровне обсуждения сценария стало понятно, что, возможно, получится что-то экстраординарное (вопреки распространившемуся с легкой руки того же Шкловского анекдоте о директоре «Ленфильма», якобы сказавшем: «Ну, что ж, в клубном прокате пройдет, но свои деньги мы не вернем»), несмотря на неопытность режиссеров.
Генеральская линия
Васильевы не подвели. К своему полнометражному дебюту они отнеслись как к последнему фильму (с точки зрения вечности так оно, в общем, и оказалось). Без конца переписывали сценарий и переснимали отдельные сцены, скрупулезно выбирали актеров, сутками напролет сидели в монтажной, применяя навыки недавнего ремесла. Всё это, конечно, в совокупности важные составляющие успеха «Чапаева» у зрителей (30 млн просмотров в первый год — небывалый для СССР результат) и критиков, в том числе международных («Чапаев» вошел в десятку лучших иностранных фильмов года по версии Национального совета критиков США). Но всё же главное, пожалуй, было не в авторах и даже не в актерах — хотя работа Бориса Бабочкина совершенно безупречна и 85 лет спустя. Главное всё же здесь — герой.
Полководец — излюбленный персонаж для кинематографа. Холм, подзорная труба, на общем плане туда-сюда носится конница, дома — жена или невеста, да злое начальство, да лютый враг. Что еще нужно — бери и снимай. Кроме того, ничего не нужно особенно выдумывать — в истории талантливых и бесстрашных командиров пруд пруди.
Российская гражданская война предъявила миру немало толковых военачальников. Деникин, Колчак, Дроздовский, Марков, Кутепов у белых. Фрунзе, Каменев, Тухачевский, Миронов, Егоров — у красных. Начдив Чапаев как полководец — не в этом ряду. Да и героем войны подлинного Василия Ивановича назвать трудно: да, был лично храбр, решителен, любим подчиненными, но ничего, подпадающего под слово «подвиг», не совершил.
Разумеется, «ноунеймом» он не был — Чапаева знали и ценили в руководстве РККА, посылали учиться в академию, у него был нечастый (вопреки сложившемуся в кино штампу) в то время орден Красного Знамени. Однако всё же для мифа маловато — даже с учетом гибели на поле боя.
Но дело в том, что братьям Васильевым вовсе не нужно было ничего особенного выдумывать. Миф о Чапаеве, его культ уже существовал — пусть и не такой масштабный, как после фильма.
Слово и слава
Роман Фурманова «Чапаев», разумеется, еще при жизни автора стал безусловной классикой. Перечитывать его сегодня при этом довольно затруднительно — в отличие от других хитов раннего соцреализма, посвященных Гражданской войне. С точки зрения собственно литературы фурмановский текст, конечно, уступает и «Разгрому», и «Железному потоку», и «Как закалялась сталь», не говоря уже о «Конармии» и «Тихом Доне». Есть, однако, одна деталь, которая перечеркивает (вернее, заставляет не замечать) все недостатки романа — «Чапаев» был первой большой книгой о Гражданской, с него началась эта тема в советской (да и в целом в русской) литературе. Если уж экранизировать, то «Чапаева»: в логике Васильевым и ленфильмовскому начальству не откажешь.
Ранняя смерть Фурманова предсказуемо забетонировала статус и романа, и его героя — немного наивного, поразительно бесстрашного и уверенного в себе, очень русского. Романный (а потом и киношный) Чапаев получился почти идеальной ролевой моделью. В нем не было плакатной безупречности Буденного, полууголовной лихости Котовского, немного кабинетной мудрости Фрунзе. Зато было вдоволь сомнений, некоторой неотесанности и настоящей искренности. Это добавили, конечно, Васильевы и Бабочкин (у Фурманова ничего этого почти нет, как нет, кстати и Петьки с Анкой в том виде, в котором они действуют в фильме).
Парадоксально, но реальному Чапаеву понадобилось умереть, чтобы вымышленный Чапаев получился настолько живым. Анекдоты — это же из той же серии, герой анекдота всегда человек с легкой дурнинкой (но никогда не идиот). Преподающий уроки тактики с помощью вареной картошки Чапаев дурнинкой наделен вполне. Зато и «впереди на лихом коне» такой персонаж смотрелся совершенно органично.
В карьере всех его создателей «Чапаев» остался главным и единственным успехом. Васильевы, даром что уже в 1935 году получили по ордену Ленина, быстро скатились во второй ряд советского режиссерского корпуса. Бабочкин, актер очень большого таланта, всю оставшуюся долгую жизнь оставался заложником своей лучшей роли (справедливости ради, «Чапаев» Бабочкина и кормил до гроба: регалии вроде звания народного артиста СССР или звезды Героя Социалистического труда он получал автоматически, просто по разнарядке, вне зависимости от реальных творческих успехов).
Такое бывает в искусстве, и вовсе не редко: счастливое озарение, невероятный, выше реальных возможностей творческий подъем и соответствующий этому успех оборачивается последующим опустошением. Жаль, что спросить, стоит ли оно бессмертия, невозможно: и не у кого уже, да и как-то неловко.