В июле исполняется год, как Россия снова председательствует в Черноморском банке торговли и развития (ЧБТР). Крупнейшими акционерами этой международной финансовой организации наряду с РФ являются Турция, Украина, Румыния и Греция. О том, как в условиях политической и экономической нестабильности удается соблюдать интересы всех учредителей, на какие украинские проекты сейчас идут заимствования, а также о рисках работы в разных странах в интервью «Известиям» рассказал президент ЧБТР Дмитрий Панкин. Во время беседы он сообщил, с какими государствами ведутся переговоры о вхождении в капитал банка, почему акционеры предпочитают занимать в собственных валютах и когда организация будет выпускать в России рублевые облигации.
Реальная проблема
— Дмитрий Владимирович, ЧБТР существует уже более 20 лет, но при этом он совершенно не на слуху…
— У нас 11 стран-учредителей из Причерноморского бассейна: Албания, Армения, Азербайджан, Болгария, Грузия, Греция, Молдавия, Румыния, Россия, Турция и Украина. Банк работает со всеми государствами, в том числе и с Россией, что немаловажно сейчас. В стране освободилось поле для деятельности, поскольку многие международные институты развития прекратили здесь свою работу. Например, EBRD (Европейский банк реконструкции и развития. — «Известия»), Всемирный банк, Nordic Investment Bank (Северный инвестиционный банк. — «Известия»). Мы остаемся единственным международным финансовым институтом без доминирующего российского участия со штаб-квартирой в ЕС, который работает в России.
— Сложно уложить в голове, что банк с российским участием и руководством сейчас активно кредитует Украину, которая всячески противопоставляет себя нашей стране. Как вообще происходит этот процесс? Нет ли конфликта интересов, «раздвоения сознания»?
— Сразу скажу: нет. Когда меня назначали главой банка, украинцы спрашивали: «Как вы будете работать — у нас же с Россией конфликт?» Здесь важно отметить, что я, как президент банка, а не представитель России, должен работать в интересах всех акционеров. И по этой логике мы работаем с Украиной так же, как и с любым другим акционером.
Но, признаться, работать непросто. Последний пример — выбрали нового президента, которого якобы поддерживает бизнесмен Игорь Коломойский. Первое, что предложил олигарх после инаугурации, — объявить дефолт и не платить по долгам.
— Мало ли кто что говорит…
— Не скажите. На Украине очень большая проблема в судах, которые зачастую принимают, мягко говоря, не основанные на праве решения. Там активно практикуется использование административных и правоохранительных органов в решении хозяйственных споров. Какой проект ни возьми, обязательно начинается уголовное дело, поступает информация, что кого-то посадили. По сравнению с Украиной в России не всё так плохо.
— Да и с экономикой в соседней стране, мягко говоря, всё печально. Зачем же тогда с ними работать, выдавать кредиты?
— Нестабильная политическая ситуация — реальная проблема. Но в последнее время экономические показатели улучшились: снизилась инфляция, стабилизировался валютный курс, на 3,3% вырос ВВП в 2018 году и аж на 2,2% в I квартале этого года.
— Какие конкретно проекты вы там кредитуете?
— В прошлом году мы начали кредитовать четыре проекта в сфере возобновляемой энергетики — ветровые и солнечные электростанции. Традиционная для этой страны тема — экспорт сельхозпродукции. Поэтому кредиты нужны для строительства элеваторов, мельниц, реконструкции портовых терминалов в Одессе и Херсоне.
— Какой объем портфеля приходится на Украину?
— Ее проектный портфель (речь идет об активном портфеле, доля в совокупном за 20 лет. — «Известия») составляет около 6,5% от общего объема. Выданных кредитов — на сумму порядка €100 млн. С начала этого года подписали еще на €60 млн. Всё равно украинцы недовольны, поскольку их доля в капитале ЧБТР — 13,5%. Внесли в капитал банка больше €100 млн живыми деньгами, а получили пока меньше.
— Не заявляют намерение вывести деньги из капитала?
— Нет. Просят активнее кредитовать.
— Есть такая возможность? Какой общий объем кредитного портфеля банка?
— Надо соблюдать баланс интересов всех участников. Изначально портфель был небольшой — €800 млн. За год мы увеличили его до €1,6 млрд, к концу этого года можем приблизиться к €2 млрд.
Время занимать у Европы
— А вообще какая цель?
— Развитие. Объявленный капитал банка — €3,45 млрд, из них €800 млн учредители внесли деньгами. Плюс сейчас мы удачно занимаем на международных рынках. В Европе короткие деньги можно брать на месяц вообще по отрицательной ставке. Это когда тебе еще и доплачивают за то, что ты пользуешься чужими средствами. Если на полгода, то ставки — 0,1–0,2%.
На днях мы очень удачно разместили пятилетние бумаги под 3,5% и привлекли $400 млн в рамках своей программы среднесрочных еврооблигаций на $1 млрд. В общем, сейчас удачное время для привлечения средств, чем мы пользуемся и наращиваем кредитный портфель.
— Только в Европе занимаете?
— Тут два момента. Первый — мы работаем со многими банками развития. У нас есть кредитные линии с немецким KfW, Австрийским банком развития, французским PROPARCO, Скандинавским банком, на общую сумму около €200 млн. Ведем переговоры о кредитных линиях с Европейским инвестиционным банком, Исламским банком развития.
Второй — сейчас действительно хорошо размещать бумаги на рынке, как я уже говорил. Под минус 0,1% — это рынок Euro Commercial Paper. Но это короткие бумаги, поэтому, невзирая на ставки, увлекаться не стоит. Важно соблюсти меру и не перейти грань, за которой начинаются риски с точки зрения ликвидности. Длинные кредиты при коротких пассивах — классическая банковская ловушка. Поэтому разместили евробонды.
— Как распоряжаетесь привлеченными средствами?
— В основном у нас стандартные продукты для банка развития: кредиты на развитие возобновляемой энергетики, строительство инфраструктуры, реконструкцию аэропортов и морских портов. Конечно, стараемся распределить портфель по всем нашим странам-учредителям.
Вклад в нацпроекты
— Какие планы по российскому портфелю?
— Когда в начале 2000-х мы пришли в Россию, доля портфеля, одобренная Советом, была 12% — €253 млн, сейчас — уже 411 млн. Рост приличный. Сейчас готовим еще несколько проектов. Я не исключаю, что доля портфеля России выйдет на первое место к концу этого года.
— На какие проекты занимают российские компании?
— Среди заемщиков сейчас несколько лизинговых компаний, перспективное направление: ГТЛК, «Трансфин-М», «РЕСО-Лизинг», «Европлан». Несколько проектов на рассмотрении. Очень интересна для нас сфера ГЧП (государственно-частное партнерство. — «Известия»), ведем переговоры по нескольким дорожным проектам, аэропортам. Пока их назвать не могу, поскольку переговорный процесс еще не закончился.
— В реализации нацпроектов примете участие? Минфин рассчитывает привлечь от частных инвесторов не менее 8 трлн рублей для этих целей…
— Инфраструктурные проекты, о которых я говорил, — это и есть нацпроекты. Конечно, объемы у нас не триллионные, но свою лепту небольшую вложим.
— В региональное развитие?
— Конечно. К примеру, недавно мы встречались с руководителями Ростовской и Владимирской областей. Уже несколько проектов у нас есть с Санкт-Петербургом. Так, в свое время кредитовали реконструкцию аэропорта Пулково. И сейчас есть потенциально интересные проекты.
Своя валюта ближе
— Вы сейчас развиваете процесс кредитования в местных валютах? Это часть процесса дедолларизации?
— Связанные в чем-то процессы, но по сути разные. Кредитование в нацвалютах — последствие кризиса 2007–2008 годов, когда денежные единицы развивающихся рынков резко подешевели. Бизнес осознал, что очень рискованно брать кредиты в долларах, а получать выручку в своей валюте. Поэтому тенденция на кредиты в своей валюте — скорее не столько уход от доллара из-за того, что американские власти могут ввести санкции и заблокировать счета, сколько грамотное управление ликвидностью.
— За счет чего развиваете кредитование в местных валютах?
— Мы выпускаем облигации в конкретной стране в национальной валюте, потом их размещаем, в чем нам помогают нацбанки и местные кредитные организации. Полученную местную валюту уже используем для кредитования местных крупных проектов или через банки в рамках специальной программы кредитуем малый и средний бизнес. Такая схема нами отработана уже в Армении, Грузии и Румынии. Сейчас готовим выпуск в Азербайджане.
— А когда в России начнете работать по такой схеме?
— Планируем в следующем году. Хотя кредиты в рублях уже выдаем.
— Принимая на себя валютный риск?
— Какой-либо валютный риск нам запрещен по уставу. В России пока работаем через операцию со свопами (торгово-финансовая обменная операция в виде обмена разнообразными активами, в которой заключение сделки о покупке ценных бумаг, валюты сопровождается заключением контрсделки. — «Известия».). За счет этого получаем рубли, которые направляем на кредитование местных проектов. С увеличением российского портфеля, как уже сказал, мы перейдем и к выпуску бондов.
Бывшая Югославия на очереди
— Не планируете привлекать новых акционеров?
— Переговоры об этом ведем с некоторыми странами бывшей Югославии: с Сербией, Северной Македонией, Словенией, с Боснией и Герцеговиной. Но вопрос непростой и не быстро решаемый.
— Штаб-квартира вашего банка находится в Греции. Будете участвовать в создании нового банка развития Греции?
— Будем работать вместе с ними. Идея старая и хорошая — создать Банк развития Греции, это как аналог российского МСП.
— В уставной капитал входить не планируете?
— Нет. Только кредитовать совместные проекты.
— Не рискованно кредитовать в Греции? Кто-кто, а греки дефолты любят объявлять.
— Долги у страны всё еще большие. Но участники международного рынка капитала уже активизировали работу с Грецией. Ее правительство разместило пятилетние облигации по ставке чуть ниже, чем ставка по американским казначейским бумагам. Конечно, сравнивать не совсем корректно, поскольку разная валюта — евро и доллары. Но важен сам факт: Греция вышла на рынок заимствований, причем сама, без международных финансовых организаций.
Постепенно там всё налаживается. Греция вышла из процедуры мониторинга, когда все свои действия должна была согласовывать с комитетом кредиторов. В стране улучшилась макроэкономическая ситуация: профицит бюджета, проведены структурные реформы, приватизация.
— Самое время расслабиться?
— Безусловно, некоторая эйфория появилась, что всё сделано, можно слегка расслабиться, спокойно попить кофе, как они привыкли. И некоторые договоренности с ЕС уже нарушаются. Например, Греция обещала сократить пенсии в этом году, но решила этого не делать — мол, люди и так устали от жесткой экономии, надо слегка перевести дух. Обещали повысить налоги на недвижимость, а вместо этого снизили их. Такие моменты, конечно, вызывают некоторое беспокойство, но я обсуждаю это с международными институтами, например с EBRD, которые работают в Греции. Они уверяют, что беспокоиться не стоит: это предвыборная риторика. Пройдет смена правительства, и всё вернется на круги своя.
— Наверняка есть и специфика работы с Турцией, еще одним вашим акционером?
— У нас было несколько проектов с Турцией, в том числе и в рамках ГЧП. Мы кредитовали, например, строительство веток стамбульского метро, мусороперерабатывающих заводов, реконструкцию аэропорта в Измире. Турция отличалась хорошей подготовкой проектов, динамичностью.
Сейчас основная для нас проблема — ухудшение макроэкономической ситуации, понижение инвестиционных рейтингов страны, отток капитала. Для нас риск состоит в том, что, если понижают рейтинг, то в соответствии с новыми методиками международной финансовой отчетности нужно создавать дополнительные резервы по всему портфелю страны. А это — давление на финансовые показатели. Но работу продолжать будем, наши проекты там обслуживаются.
— Турецкие компании в своей валюте занимают на фоне отказа от всего американского или всё же в долларах?
— Все проекты с Турцией у нас были в евро или в долларах. Но сейчас турецкие компании на фоне падения лиры просят кредитовать в национальной валюте. Такой запрос есть. После стабилизации экономической ситуации можно рассмотреть выпуск облигаций в лирах и использовать лиры для кредитов.
Нефинансовые риски
— Вы упомянули проекты по мусороперерабатывающим заводам в Турции. У нас сейчас тоже стоит задача развивать такие производства. В России нет планов кредитовать этот сектор?
— Этот сектор, безусловно, интересен. Сейчас пара проектов в России по переработке мусора находится в стадии обсуждения. Надо очень внимательно просчитывать риски: экономические, экологические и, самое главное, административные. Нам важно, чтобы при смене губернатора не менялся оператор проекта; чтобы у нас было понимание, что тот, с кем мы заключили договор, будет обслуживать кредит независимо от политической ситуации в регионе.
— Всё, что вы говорите про политические риски, коррупцию, характерно, пожалуй, для всех стран, где вы работаете. Насколько эти проблемы критичны для международного банка развития?
— Мы сталкиваемся больше с использованием правоохранительных органов в решении коммерческих вопросов: это для нас серьезно. О коррупции ничего не скажу, потому что к нам приходит готовый клиент, то есть у него уже есть все необходимые лицензии. Мы со своей стороны проверяем все KYC (процедура «знай своего клиента». — «Известия»): были ли скандалы, замешан ли он в коррупционных делах. Если нет, то всё нормально, начинаем работать.
— Можете привести пример проблемного проекта?
— В 2014 году был очень хороший проект в Румынии — компьютеризация государственной кадастровой системы, создание электронных баз социально-экономических данных и здравоохранения для правительства. Мы были не единственными, кто предоставил кредит для этого проекта. Потом в Румынии сменилось правительство. В адрес инициаторов проекта посыпались обвинения, что они пролоббировали его, используя коррупционные связи. Открыли уголовное дело, директор компании сбежал из страны, компанию подвели под банкротство, что означало невозврат средств кредиторам. При этом сразу появились желающие купить проект по существенно заниженной стоимости. Подобные риски исключать нельзя. И это серьезная для нас проблема в таких странах, как Болгария, Румыния, Греция и Турция, про Украину даже не говорю. Поэтому мы усиливаем уровень своей экспертизы — можно сказать, подкладываем соломку.