В Новосибирске состоялись гастроли балета Парижской национальной оперы. Знаменитая труппа уже выступала на сцене Новосибирского академического театра оперы и балета (НОВАТ) — в 2010 году здесь показывали «Пахиту» в хореографии Пьера Лакотта. Теперь в программу, которая дважды прошла в столице Сибири, включили четыре сочинения, представляющих современную палитру хореографического искусства, в том числе «Времена года. Канон» в постановке Кристал Пайт, получившей в прошлом сезоне российский балетный приз «Бенуа де ла Данс».
Гастролям, которые организаторы назвали «историческим событием», предшествовала пресс-конференция Орели Дюпон, руководителя балета Парижской оперы, и Владимира Кехмана, художественного руководителя НОВАТа, которые договорились о гастролях всего несколько месяцев назад и смогли организовать их в кратчайшие сроки. Орели Дюпон год назад завершила свою блистательную карьеру этуали.
— Страх и сомнение — это то, что чувствует танцовщик при встрече с незнакомым хореографом, — этими словами знаменитая артистка начала свое выступление в Новосибирске. — Но что остается у артиста, когда его карьера завершена? Не виртуозные па, а эти встречи — именно в них главное достояние и смысл его работы.
Вечер открылся «Фавном» — вольной фантазией Сиди Ларби Шеркауи на тему знаменитого сочинения Вацлава Нижинского «Послеполуденный отдых фавна». Его прямота и витальная сила стали замечательным контрастным фоном для следующего дуэта. «Три гносианы» Ханса ван Манена отрицают чувственность и выглядят как биение чистой мысли — недаром в недоступном для перевода названии смутно ощущается смысл, намекающий на сложности взаимного познания женского и мужского начал.
Знаменитый дуэт был вдумчиво и тонко исполнен этуалью Людмилой Пальеро и Флорианом Маньене — обладателем великолепной фигуры, точеных ног и мускулистого торса. После животной энергии «Фавна», где пластичному Марку Моро покорялась Нимфа — Жюльетта Илер (ее знаменитый отец Лоран Илер, ныне худрук балета Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, был среди зрителей), их элегантность и сдержанность были сродни родниковой воде, смывающей горячий пот с жадного тела.
Если «Три гносианы», давно занявшие место среди драгоценностей неоклассики, и «Фавн», подчеркивающий генетическую связь с дягилевскими сезонами, условно отвечали за XX век, то балет Хофеша Шехтера «Искусство не смотреть назад» — то, что называется актуальным искусством. Постановщик сам создал звуковую партитуру, включил в нее человеческий голос, и не только внятные фразы и неразборчивое бормотание, но и истошные крики, однако же ценность его работы не в подсказках, которыми он снабжает зрителя.
Ключевая фраза звукового сопровождения звучит так: «Когда мне было два года, мать оставила меня». Велик соблазн прочитать этот балет как рассказ о потере. Но пластическая драматургия спектакля имеет собственную ценность и дает свободу для интерпретаций. Денис Матвиенко, худрук балета НОВАТа, сказал, посмотрев репетицию: «Я не мог дышать. Я увидел на сцене свои мысли, которые иногда удивляют меня самого и над которыми я не властен».
Девять девушек в платьях разных оттенков коричневого почти неотличимы друг от друга — по сути, это единое существо. Аморфная группа превращается в шеренгу, из нее на авансцену выходит танцовщица. Встает в позу заводной куклы, остается только повернуть воображаемый ключ в спине. Но этого не происходит, девушка вновь возвращается в группу — индивидуальность, не успев проявиться, оборачивается неразличимостью. Образ незнакомки, который хореограф силится вообразить, складывается из смутных воспоминаний, клише, фантазий. От звуков можно оградиться с помощью берушей — зрителям их раздают в антракте. Пластические фантазии Хофеша Шехтера в конечном счете гораздо сильнее звукового фона. В них видится попытка женщины найти путь к себе самой, обрести себя в ситуации огромного внешнего давления.
Вечер завершился балетом «Времена года. Канон» Кристал Пайт на музыку Антонио Вивальди и Макса Рихтера. На сцене одновременно 54 человека. Это женщины и мужчины в одинаковых серых шароварах, на горле и спине зеленая полоска грима, на женщинах прозрачные топы, не скрывающие грудь. Фон для действия — пластиковый экран, за ним невидимая зрителю стена, напоминающая мятую золотую фольгу. Световой луч скользит по ней и отбрасывает на пластик разноцветные блики, которые превращаются в наполненный мерцающим светом космос.
Танцовщикам иногда удается вырваться из массы, некоторые получают право на сольное, дуэтное или групповое высказывание, но это не отменяет их принадлежность общему. Существо, которое они составляют, может быть похоже на гигантскую черепаху, или на схватку в регби, или на ряды из костяшек домино, которые начинают падать, когда одна из костяшек покачнулась. Или даже на мультипроекцию многорукого индийского божества, когда все танцовщики выстраиваются в шеренгу и бесконечная линия уходит в глубину сцены. Балет Кристал Пайт — не про смену времен года, а про то, что быть частью единой субстанции так же захватывающе, как быть одному.
Программа, составленная для Новосибирска, в Париже в таком виде не идет. Но она получила свою драматургию, стержнем которой стали силы притяжения-отталкивания между балетами Шехтера и Пайт. И эта невидимая пружина работала на общий успех не меньше, чем превосходные физические кондиции, мастерство, красота и самоотдача артистов. Оба вечера в НОВАТе завершились стоячей овацией.