В петербургском Манеже открылась масштабная ретроспектива «Война и Мир Вадима Сидура», организованная Манежем московским. Она многосторонне представляет выдающегося советского художника-нонконформиста, еще при жизни снискавшего мировую славу, но так и не дожившего до первой персональной выставки.
Волна общественного интереса к этому имени поднялась два года назад после печального инцидента: группа активистов повредила несколько произведений Сидура в столичном Манеже. Работы, попавшие тогда под руку вандалам, не приехали в Петербург, они ждут реставрации; но и без них собрание представляется более чем внушительным, да и вниманием публики экспозиция не обделена.
— Кураторская группа использовала более ста работ из фондов Манежа, частным владельцам принадлежит примерно четверть представленного, — рассказала «Известиям» Ирина Толпина, генеральный директор московского Манежа. — Составляя выставку, мы стремились показать все разнообразие художественных методов Сидура.
Ранняя, 1950-х годов, керамика — из самого необычного, что есть на выставке. Тарелка «Мать и дитя» — словно воплощение в декоративно-прикладном искусстве густого и экспрессивного мазка Ван Гога. А вот блюдо «Инвалиды. Свидание на скамейке» с изображением одноногих влюбленных, монохромно и предвосхищает более поздний принцип Сидура: трагизм ситуации, воплощенный в гармоничной пластической форме. Щемящий контрапункт.
Этот подход оттачивается в более поздних линогравюрах: художник обращается к архетипическим образам, отмеченным идеальной гармонией, но словно пропускает их через искореженное сознание. Шокирует патологичностью, мутированностью черт, но при этом ищет новую гармонию.
Наиболее узнаваемые, «классические» сидуровские работы здесь — небольшая металлическая скульптура 1960-х. К этому периоду относится изваяние, давшее название выставке. Война и Мир воплощены как две ипостаси бога Януса, две стороны одной медали, мужское и женское начала. Осознавая зло, которое несет война, и «выговаривая» травмы, наносимые ею, художник стремился уравновесить это чудовищное явление, найти ему альтернативу и принять как неизбежный закон мира.
Художественный мир Сидура, весьма цельный и самобытный, держится на контрастах: и тематических, и технических. С одной стороны, здесь страждущие узники концлагеря, скорбные мутанты, алюминиевое тело с забинтованной головой. Но вот медная скульптурка «Хулахуп» — условная женская фигура застыла в изящном изгибе, крутя обруч, — словно уравновешивает «неправильность» бытия. Глаз только привык к тому, что фирменный стиль Сидура-скульптора — монолитность черт и высокая степень обобщенности, как вдруг видишь темный рваный сапог, трогательно склонившийся к белой туфельке. И не верится, что это — из меди: настолько реалистично «вырисована» разность фактур, буквально текстильные «поры», даже внутренность сапога тщательно проработана.
С этой точки зрения сегодня и интересен Сидур: как мастер жеста предельно обобщенного и обращенного куда-то в космос, но в то же время — художник, заставляющий через металл ощутить след человеческой жизни. Бескомпромиссный нонконформист, творивший в своем подвале, не надевший маску гордого отщепенца и не стремившийся к эпатажу. Творивший вопреки природе (инвалидность после фронта, спустя годы инфаркт), но искавший высшую гармонию.
Выставка в Петербурге продлится до 3 сентября. Затем она отправится в Кострому, Ярославль и, вероятно, в другие города Золотого кольца.