На Чеховском фестивале представлена «Эоннагата» - спектакль о легендарном трансвестите. Эон - имя героя, «оннагата» - мужчина, исполняющий в театре «Кабуки» женские роли. Историю придумало и сыграло трио знаменитостей – режиссер и актер Робер Лепаж, балерина Сильви Гиллем и хореограф Рассел Малифант. Все они получили возможность не только блеснуть в своем искусстве, но и освоить смежные.
Художник по костюмам Александр Маккуин, создавший для спектакля великолепные кринолины, чепцы, кимоно, расписные трико и купальники, отработал по своему прямому назначению. Хотя кто знает, проживи скандальный модельер чуть дольше, может, и он бы вышел на сцену. Отметим также фантастическую работу другого узкого специалиста - художника по свету Майкла Халлса. Будоражащий темпоритм зрелища, по-кинематографически меняющего крупные и общие планы, – во-многом его заслуга.
Начинается действие рассказом Гиллем о таинственном дипломате, дуэлянте и писателе Шарле де Бомоне, он же шевалье де Эон, он же мадемуазель Луиза де Бомон. Рассказчица обворожительна. Белая разлетайка, белые гольфы а-ля ботфорты, церемонные, через слово, поклоны, мелодичное контральто и интонации пансионерки, отвечающей увлекательный урок.
Мы узнаём, что Шарля де Бомона одевали и воспитывали как девочку, но отдали в мужскую школу, где он приобрел профессию стряпчего и научился обращаться с холодным оружием. При дворе Людовика XV ему покровительствовали графиня де Рошфор, маркиза де Помпадур, принц де Конти и сам монарх. Малый рост и миловидность в сочетании с неженской силой и неженскими амбициями подвигли Людовика использовать юношу в пикантной дипломатии. Шарль меняет мужское платье на женское и разъезжает по Европе с деликатными поручениями.
Основными пунктами приложения его усилий становятся Россия, где посланника короля приближает императрица Елизавета Петровна, и Англия. На берегах туманного Альбиона Шарль, попавший в опалу (слишком много знал), задерживается и пишет тринадцать томов обличительных мемуаров. Вернуться во Францию ему помогает автор трилогии о Фигаро Пьер Бомарше. Оставшиеся 34 года жизни дипломат по велению властей проводит в облике дамы, и лишь вскрытие ставит точку в спорах о его гендерной принадлежностью: шевалье оказался мужчиной.
Рассказ Сильви - лишь заставка к подробному, на 70 минут, изложению отдельных эпизодов биографии героя, частью повествовательных, частью метафорических. Каждый – маленький шедевр синтетического искусства. Каждый исполнен мастерами, по ходу дела перевоплощающихся в главного фигуранта и персонажей, встречавшихся на его жизненном пути. Изумителен Лепаж, стремительно жонглирующий острыми, молниями вспыхивающими клинками. Пикантна Сильви, гарцующая на палке в контрафактурном призрачном свете. Трагикомичен Малифант в образе престарелого Шарля-Луизы, дающего показательные поединки на шпагах. Исключительно хороша в совместных сценах вся троица. Упомянем предфинальную, где персонаж Лепажа непостижимым способом раздваивается в зеркале на мужскую и женскую ипостаси – Малифанта и Гиллем. Словом, есть на что посмотреть и чему удивиться.
Плохо только, что в некий момент удивление становится основной зрительской эмоцией. И наблюдателю, подсевшему на иглу неудержимой авторской фантазии, уже не до трагической истории героя. Блистательные аттракционы с участием столов, шпаг, клинков, вееров, самурайских одеяний и самурайского оружия, барочной музыки и тревожного перестука восточных барабанов идут по нарастающей – каждый следующий диковиннее предыдущего. Сопереживание завсегдатая хорошей драмы сменяется возбуждением посетителя высококлассного цирка. Что, в общем-то, вольно или невольно запрограммировано - Лепажа и компанию в первую очередь интересует прорыв к личным непознанным возможностям.
Режиссер пробует силы в танце, балерина и хореограф читают и поют, все трое демонстрируют свои достижения в боевых единоборствах. Трансвестит – лишь повод объединить эти художества в законченное целое. Собственно, зрелище следовало назвать не «Эоннагатой», а, скажем, «МаГиЛе» (Малифант - Гиллем - Лепаж) или «ЛеГиМа», а лучше - «ГилЛеМ». Ибо Сильви принадлежит в нем самая сильная сцена, где Шарль-Луиза, манипулируя клинком-пером, пишет письмо матери. Балерина здесь наконец-то танцует. А за пару ее взрезающих воздух, хлестких, как удар шпаги, батманов, можно отдать немалую часть этого незаурядного спектакля.