9 октября в российский прокат выходит новая лента Никиты Михалкова «Солнечный удар». О долгом пути к премьере режиссер рассказал корреспонденту «Известий».
— Как вы не раз говорили, к этой картине вы шли почти четыре десятилетия. Но почему все-таки Бунин, далеко не самый кинематографичный писатель?
— На мой взгляд, для режиссера внешняя некинематографичность — это в большой степени мотивирующее начало, вызов самому себе. Согласитесь, ведь, например, Чехова тоже трудно назвать легким автором: в его произведениях всё самое важное заключено не в тексте, а в подтексте. Бунин же еще в большей степени многослоен, его тексты наполнены особым воздухом, совершенно неуловимой аурой, которая как бы проникает в читателя, заполняя его сознание. Бунинские новеллы держат читателя даже по прошествии длительного времени, во многом благодаря их особому воздуху. Так было и со мной. Мне страстно хотелось найти кинематографическое воплощение этого бунинского воздуха, дыхания. Это самый настоящий вызов для режиссера. Не могу утверждать, что я этого достиг, но совершенно точно могу сказать, что долго и кропотливо к этому шел.
Я прислушался тогда к его совету и перечитал «Солнечный удар». Перелистывая последнюю страницу этого небольшого, но абсолютно уникального и ни на что не похожего рассказа, я отчетливо понял, что неуловимую легкость, таинственность и магнетизм «Солнечного удара» практически невозможно запечатлеть на кинопленке. Но во чтобы то ни стало я хочу показать зрителям того Бунина, которого я нашел, прочувствовал. Понимая бесперспективность моей задумки — в то время к Бунину относились, мягко говоря, прохладно — я все-таки подал заявку на Мосфильм. Время шло, я приступил к съемкам другой своей картины, позже — следующей. Но мысль о «Солнечном ударе» не оставляла меня. Вновь и вновь я возвращался к Бунину, перечитывая и другие его произведения, его дневники, я пытался почувствовать самого автора, уловить ход его мыслей, понять, как из простой последовательности слов и предложений рождается то уникальное движение воздуха в произведениях, я хотел прикоснуться к «живому» Бунину.
Во многом благодаря моим многократным возвращениям к его творчеству и родилась идея соединить два совершенно разных по настроению и тональности произведения — «Солнечный удар» и «Окаянные дни». Эти произведения как две противоположности писателя: Бунина легкого, невесомого, способного прикоснуться к беззаботности и счастью, и Бунина утомленного, даже изможденного, разозленного и поглощенного одиночеством.
В 2010 году совместно с прекрасным сценаристом Владимиром Моисеенко мы начали писать первый вариант сценария. Через некоторое время работа была прервана в связи с его трагическим уходом из жизни. Лишь спустя время я продолжил написание сценария, в качестве соавтора пригласив своего давнего друга Александра Адабашьяна.
— Путь этого сценария был трудным. Ведь мы старались в первую очередь экранизировать не произведения, а автора. Автора, написавшего легкий, как ветерок, рассказ «Солнечный удар», и автора — свидетеля гибели русского мира, ведущего жесточайшие хроники конца целой исторической эпохи. Мы хотели показать в фильме разного Бунина, контрастного, узнаваемого и абсолютно незнакомого.
Вместе с Владимиром Моисеенко мы подняли и перечитали огромный пласт исторических документов и исследований о Гражданской войне, красном терроре в Крыму, Белом движении. Мы исследовали протоколы, приговоры, стенограммы допросов, перечитывали мемуары участников Гражданской войны.
Все нами прочитанное произвело на нас сильнейшее впечатление, страшнейшие образы запечатлелись у нас в памяти и не отпускали нас в процессе написания первого варианта сценария: брошенные лошади, которые бродят по пустынному Крыму и засовывают морду в щели заборов в поисках пропитания; лишившийся своего хозяина артиллерийский конь — огромный, мощный, брошенный на произвол судьбы, несколько дней стоявший на краю обрыва и смотрящий в море, куда ушли корабли с теми, с кем он вместе воевал, обессилев сам бросается с обрыва вниз; обезумевший от моря виденной им крови матрос со звериным оскалом что есть силы рубит шашкой дуб, потому что кроме дуба рядом никого нет, а был бы кто угодно — зарубил бы не задумавшись, и много чего другого.
Перечитав первый вариант сценария, я был в ужасе! Я понял, что не должен и не могу это снимать.
Как случился «солнечный удар»? Как случились «окаянные дни»? Как «солнечный удар» сменился «окаянными днями»? Как всё это случилось? Где эта грань, поделившая эпохи?
И ведь этот вопрос как никогда актуален сейчас. Давайте посмотрим на майдан. Как всё благородно начиналось — с нескольких сотен людей, которые собрались, чтобы выразить свое негодование по поводу правительства Януковича, коррупции, воровства и бессмысленной чиновничьей роскоши на фоне нищеты большинства. А чем всё кончилось?
Я никогда не позволял себе снимать актуальные фильмы. Но с «Солнечным ударом» повторилось тоже, что когда-то с фильмом «12»: мы начинали снимать, предчувствуя то, что на момент выхода картины стало свершившимся фактом.
— Один из героев-белогвардейцев в вашем фильме утверждает, что в революции виновата русская литература XIX века.
— Эти слова мне как-то сказал, если не ошибаюсь, Виктор Тростников, один из прекрасных, самых парадоксально мыслящих современных философов. Но, если вдуматься, что зачастую делали наши маститые литераторы? Методично ругали всех: и попов, и царей, и господ, и крестьян, и власть, конечно, причем любую власть. Это в принципе тенденции либеральной интеллигенции, которые живы до сих пор. Взять тот же «Марш мира». Вы за мир? Ну, так и я за мир. Но чего же вы выступаете сейчас и против государственной политики? Почему не выступали тогда, когда сжигали людей в Одессе или убивали «Беркут» или когда совершали военный переворот? Почему вы сейчас заговорили о мире, когда ценой огромной крови этот хрупкий мир наконец установили? Знаете, у Розанова есть прекрасный, вечно актуальный текст про русского болтуна… «Русский болтун везде болтается. Русский болтун… сила… главная в родной истории. Он начинает революции и замышляет реакцию…». Это тенденции, которых мы как-то не хотим замечать. Так же было с Украиной. То пропустили, это пропустили. Мелочь, ну да ладно. А потом всё это выливается в нечто невообразимое.
— В вашем фильме много деталей, имеющих характер символов. Так вы пытаетесь перевести драматическую историю в регистр притчи?
— В фильме действительно есть много символических вещей и мостиков — отсылок к Чехову, Эйзенштейну. Скажем, сцена с павлином — это образ вообще из Шмелева. В картине много всего того, что имеет свой междустрочный смысл. Но я бы не хотел это расшифровывать — ведь это самое интересное для вдумчивого зрителя.
— «Солнечный удар» — во многом нетипичный для вас проект. В частности, во всех главных ролях заняты неизвестные артисты. Лишь в нескольких второстепенных появляются маститые актеры, такие, как Виталий Кищенко, Наталья Суркова, Авангард Леонтьев.
— Главной трудностью для меня было найти актрису на роль Незнакомки. Безусловно, есть много прекрасных талантливых актрис на роль этой таинственной неуловимой женщины — в голове я перебрал, наверное, всех. Но ни в ком из них я не смог увидеть ту естественную природную легкость, недосказанность… Я прекрасно знал их возможности, но в «Солнечном ударе» мне хотелось чего-то такого, что нельзя предугадать или предсказать наперед. Поэтому, в первую очередь, я искал не столько актрису, сколько образ — воплощенную неоднозначность, знак вопроса и многоточие. В какой-то момент я даже для себя понял, что если не найду героиню, снимать не буду.
Вернувшись в Москву, я рассказал Борису Николаевичу Любимову, моему очень близкому другу, ректору Щепкинского училища, что есть девушка, качество способностей которой я пока оценить не могу, но, по-моему, есть смысл ее посмотреть.
Сначала Викторию взяли на платное отделение Щепкинского училища, затем перевели на бюджет. Не так давно Вика закончила училище с красным дипломом и теперь играет в театре Ленком. А то, что она еще во время учебы снималась у меня в «Солнечном ударе», мы держали в тайне. Мне было важно, чтобы Виктория не распылила свою внутреннюю концентрацию, чтобы дождалась своего часа, не обесценила душевных сил, вложенных ею в работу над ролью Незнакомки.
— А насчет роли поручика? Несколько лет назад вы планировали взять на эту роль голливудскую знаменитость.
— Более того, у меня на эту роль даже уже был утвержден один известный артист. Однако я взял Мартинса Калиту, актера из театра в Лиепае. И абсолютно об этом не жалею. Да, наверное, Евгений Миронов тоже мог быть прекрасным Поручиком. Но, во-первых, он был занят в другом проекте, а во-вторых, ему пришлось бы именно играть этого 22-летнего офицера.
— «Солнечный удар» во многом необычный для вас фильм и в плане продвижения: картина выходит в прокат сразу, минуя фестивали.
— По большому счету, когда ты идешь к картине более 30 лет, и фестивальный, и коммерческий успехи уже не так важны. Конечно, хочется, чтобы картину увидели.
Я понимаю, что такого типа фильмы требуют определенной душевной работы зрителя, и не каждый современный зритель на это готов, но я уверен, что «Солнечный удар» найдет своих поклонников. Убежден, эта картина, к которой зритель будет возвращаться, и не раз. Неравнодушные люди вновь и вновь будут пропускать через себя пьянящее ощущение близости счастья «Солнечного удара», задумываться об ускользающих воспоминаниях, о былой легкости и остерегаться опустошения и неминуемо надвигающегося конца привычного мира, описанного в «Окаянных днях».
Отмечу еще и тот факт, что участие в работе над картиной приняли три сербских кинематографиста. Одну из главных ролей в картине исполнил молодой сербский актер Милош Бикович. Монтажером картины выступил мой давний товарищ и коллега, профессионал высочайшего уровня Миче Заец, долгое время работавший и продолжающий работать с Кустурицей. Компьютерную графику для фильма создавал мой друг, эксперт своего дела Станислав Попович. Это не первый мой опыт работы с сербскими коллегами, и хочу сказать, что духовная близость, общность ценностей, взаимопонимание и уважение дают всегда непревзойденный результат.
Помимо полнометражной версии фильма, мы приготовили и телевизионную пятисерийную версию для телеканала «Россия 1». Материал для многосерийной версии мы снимали специально, это полноценное самостоятельное произведение, в котором будет много новых героев, отдельных сюжетных линий, деталей, которые объясняют и углубляют содержание фильма.
В кинематографическом плане Бунину везло, наверное, меньше всех из наших классиков первой величины: если Толстого ставят чуть ли не каждые лет пять, а Чехова — и того чаще, то бунинских экранизаций наберется не больше десятка. Слишком сложная для постановщика проза: мало внешних событий, трудно выстраивать занимательный сюжет. Новеллы трудно растянуть даже на короткометражку, чего уж говорить о полном метре.
К «Солнечному удару», одному из самых коротких и лучших произведений Бунина, подступались многие, но в силу различных причин, безрезультатно. Иван Дыховичный, например, был уже в подготовительном периоде, когда от проекта пришлось отказаться. Александр Баширов заявлял о планах сделать экранизацию, в которой действие было бы перенесено в наши дни, но так и не решился.
По словам Никиты Михалкова, ему к этому фильму пришлось идти почти четыре десятилетия. Замысел сложился только после того, как «Солнечный удар» органично слился с «Окаянными днями», дневниковыми записями Бунина времен Гражданской войны. Короткая история любви без будущего поручика и замужней женщины получила необходимое измерение только в контексте мрачной хроники первых смутных лет советской власти.
Навеянная Буниным история кардинально переосмыслена, узнаются лишь отдельные коллизии. В целом и общем, это совершенно самостоятельное произведение с неожиданным, даже шокирующим финалом. Несмотря на эпическое обобщение (а «Солнечный удар», ни много ни мало, старается осмыслить причины русских революций) и внушительный хронометраж в три часа, это довольно легкий по ритму фильм, где в большом количестве рассыпаны постмодернистские шутки и аллюзии.
Так, в эпизодических, но колоритных ролях появляются Александр Адабашьян (со-сценарист) и бессменный композитор Михалкова Эдуард Артемьев. На фотографиях мелькнет и сам Никита Сергеевич (в роли обманутого мужа и отца большого семейства), а также продюсер картины, генеральный директор студии «ТриТэ» Леонид Верещагин.