Как и большинство имен русских и уж тем более советских графиков, имя Павла Шиллинговского (1881–1942) в основном известно знатокам и специалистам. Но посетителям выставки в московской Галеев-галерее, его работы покажутся знакомыми. Вид Ростральной колонны или иллюстрации к гомеровской «Одиссее», вышедшей в знаменитом московско-питерском издательстве Academia, хоть однажды попадались на глаза всякому культурному зрителю.
Шиллинговский — классический автор петербургской школы, ученик Василия Васильевича Матэ, у которого обучались в свое время и Остроумова-Лебедева, и Фалилеев. С Петербургом связаны и лучшие его работы, например, альбом «Петербург. Руины и Возрождение». В большом Козихинском переулке сейчас показывают подлинные ксилографии (гравюры на дереве) из этой книги, вышедшей в 1923 году в Полиграфическом отделе Академии художеств. По соседству — уникальные экспонаты: выполненные пером и тушью эскизы к этому альбому.
Гравюры на дереве стали популярны после Первой мировой войны, причем не только в России. Причиной тому оказалась экономика: дефицит металла сказался и на жизни художников, работа с деревом была доступнее.
«Петербург. Руины и Возрождение» состоит из 10 гравюр, запечатлевших Дворцовую набережную и Литовский рынок, Тучков мост и «Васину деревню» (так называется группа домов на 17 и 18 линиях Васильевского острова). Альбом давно стал библиографической редкостью. Коллекционеров притягивает в нем и качество графики, и виды старого Петербурга, разрушающегося, но все еще не разрушенного. Умирающая цивилизация привлекает и потомков, и современников, все еще надеющихся удержаться на плаву, предполагающих, что именно их историческая катастрофа как-то обойдет стороной.
Сам Шиллинговский встретил смерть в блокадном Ленинграде. В декабре 1941-го он защитил докторскую диссертацию по искусствоведению, в апреле 1942-го погиб от истощения.
Он похоронен в коллективной могиле профессоров Академии художеств на Смоленском кладбище — вместе со знаменитым «мирискусником» Иваном Билибиным и еще шестью коллегами. Через несколько месяцев после гибели, его коллеги и друзья собрались в мастерской художника в Тучковом переулке. По предложению Академии художеств, квартира должна была стать филиалом Русского музея, но тот от нее отказался, и она в итоге досталась классику соцреализма Александру Самохвалову.
К счастью для наследия Шиллинговского, оно оказалось в руках его лучшего друга, Павла Корнилова. Он приложил много усилий для популяризации творчества Шиллинговского, раздаривал его музеям по всей стране. Из семьи Корнилова и происходит большая часть экспонатов нынешней выставки.
Правда, в каталоге — самом полном на сегодня издании Шиллинговского — круг участников заметно расширен. Здесь воспроизведены работы из других частных собраний, а также музеев — Государственного музея города Санкт-Петербурга, ГМИИ им. А.С. Пушкина и даже Национального музея искусств Молдовы, куда Русский музей в свое время передал всю живопись Шиллинговского, сочтя ее недостаточно для себя интересной.
Наверняка его работы есть и за границей. До войны Шиллинговский выставлялся с «Миром искусства», а также на зарубежных выставках, в том числе в Лейпциге. Но кое-что можно найти в неожиданных местах вроде партархивов: Шиллинговский выполнил в 1929 году портрет Ленина, а в конце 1930-х и Сталина. В этом не было особого почитания: если Мейерхольда увлекал Троцкий, почему бы художнику не увлечься генсеком?
Впрочем, куратор выставки Ильдар Галеев считает иначе.
— Судя по письмам, опубликованном в каталоге, Шиллинговский испытывал огромное давление, — сказал Галеев «Известиям». — В 1929 году он был арестован из-за письма, полученного из Нью-Йорка от его однокашника Сергея Судейкина. Дело закончилось «лишь» лишением деканской и профессорской должностей в Академии.
Можно ли эти портреты воспринять как компромисс с эпохой?
— Да, но посмотрите на Сталина: это психологический портрет, в котором автор выразил и свою любовь к старым мастерам, и отношение к выпавшей на его долю эпохе, — говорит Галеев.
Неудивительно, что этот портрет так и не был тиражирован. Единственный оттиск сохранился в собрании Корнилова. Его тоже выставили в Москве.